ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ
(post-structuralism) Утрата веры, главным образом после 1968 г., в объяснения социальных и политических явлений, даваемые разными науками, включая лингвистику Соссюра, диалектический материализм, неоклассическую экономику и неореалистичекую теорию международных отношений, которые, по мнению постструктуралистов, внесли путаницу в представление о реальности, ставя преемственность выше перемен, социальную структуру – выше человеческого фактора и общее правило – выше частностей.

Политика. Толковый словарь. — М.: "ИНФРА-М", Издательство "Весь Мир"..2001.


Смотреть больше слов в «Политологии. Словаре.»

ПОСТУЛАТ →← ПОСТПОЗИТИВИЗМ

Смотреть что такое ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ в других словарях:

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ         (неоструктурализм)         обобщающее название ряда философско-методол. подходов к осмыслению культурной деятельности и и... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ (неоструктурализм) — направление, в которое в 1970-е гг. трансформировался структурализм. Настоящую верность структурализму сохра... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

общее название проблем, подходов и направлений в философии, связанных с определением условий возможности и невозможности традиционного структурализма. Термин П. выражает специфическую реакцию на структурализм, обозначающий господствующую интеллектуальную парадигму 50 60-х гг. Необходимо заметить: многие мотивы, обусловившие появление П., были вполне животрепещущими и с исторической (майские события 1968 г.), и с логической т. зр. (в частности, исследование феномена тоталитаризма и тоталитарного сознания, связь последних со структурой и языком). В значительной мере критика основных положений структурализма проводилась самими структуралистами: это касается и проблемы знака, и субъективности, и структуры и т. д. Преодоление традиционного структурализма различными авторами мыслится по-разному. Связующим объектом в этом широком наборе различных направлений и подходов является понятие структуры. Для того, чтобы понять своеобразие постановки и анализа проблем в П., сначала необходимо выяснить значение современного понятия структуры. Чтобы уяснить, почему мы говорим *структура*, необходимо знать, почему мы не желаем больше говорить *эйдос*, *сущность*, *конструкция*, *гештальт*, *тотальность*, *организм* и т. д. Как поясняет Деррида, важно объяснить не только то, почему все эти понятия оказались недостаточными и неубедительными в теоретическом отношении, но также, почему понятие структуры, призванное заменить эти понятия, тем не менее продолжает заимствовать некоторые значения из этих понятий. Объединяет понятие структуры с вышеназванными понятиями закрытость, завершенность, в соответствии с которой переход от одной структуры к другой может быть помыслен только в смысле случая или катастрофы. Важно также заметить, что традиционное определение структуры всегда мыслится центрированным. Понятие структуры всегда фиксируется относительно некоторого самотождественного начала или точки присутствия. Наличие начал сковывает игру взаимозависимостей. Этот аспект закрытости, завершенности структуры, лишенной всех возможных изменений, динамики, особенно подчеркивается метафорической основой структуры в понятии пространственности. Строго говоря, понятие структуры предполагает геометрическую и морфологическую пространственность. Следовательно, деконструкция структуры локализуется прежде всего в пространственности, вызываемой метафорой структуры. Для того, чтобы лишить понятие структуры его геометрических и морфологических коннотаций, необходимо вопрошать метафоричность термина *структура*. И только тематизируя и исключая из понятия структуры все фигуративные коннотаций, геометрическую репрезентацию унифицированного и центрированного пространства, мы способны будем помыслить *структуральность структуры*, определенную непространственность или первоначальную пространственность понятия структуры. Фигуративная пространственность, ассоциируемая с термином *структура*, нейтрализует *структуральность структуры*. Более того, именно из последней морфологическая и геометрическая пространственность получает собственный смысл. Идея *структуральности структуры* предполагает определение закона, в соответствии с которым структура всегда подлежала определенному центру. Это также попытка децентрировать структуру, помыслить ее открытость, незавершенность или то, что, оставаясь внутри структуры, повернуто против ее закрытости. В самом понятии структуры уже заложена идея *структуральности структуры*. *Функция этого центра, пишет Деррида, состоит не только в том, чтобы ориентировать, стабилизировать, организовывать структуру нельзя в действительности помыслить неорганизованную структуру но, прежде всего, в том, чтобы сделать достоверным, что организующий принцип структуры будет ограничивать то, что мы могли бы назвать игрой структуры... Тем не менее, центр также закрывает игру, которую он открывает и делает возможной... Центр это центр тотальности, и все-таки, поскольку центр не принадлежит к тотальности, не является частью тотальности, тотальность имеет свой центр везде. Центр не является центром*. Постструктуралистская практика по-разному вычленяет *структуральность структуры*. Деррида выделяет *неразрешимости* differance, дополнительность, след и т. д., которые обусловливают возможность и невозможность классического философского дискурса. Делез с его идеей различия повторения укорененности человека, подобно траве, не имеющей главного корня, стремится противостоять классическим теориям системы, генезиса, идентичности. Место субъекта занимает желание. Ж. Делез пишет: *В каком-то смысле больше хотелось бы, чтобы ничего не работало, не функционировало; не рождаться, остановить колесо рождения, остаться без рта для сосания...* Размыкание, повреждение структуры означает, что трансцендентальное означаемое типа эйдоса, субстанции, Бога, человека и др. не является никогда абсолютно присутствующим вне системы различий. *Машины желания работают исключительно в поврежденном состоянии, бесконечно ломаясь* (Ж. Делез). Размыкание структуры предполагает также разоблачение традиционной соссюровской схемы знака как единства означающего и означаемого. Еще Лакан призывал *не поддаваться иллюзии, что означающее отвечает функции репрезентации означаемого*, поскольку означающее есть то, что репрезентирует субъекта для другого означающего. Лакан указывает на непреодолимую пропасть между означающим и означаемым, что выражается в отсутствии доступа от одного к другому. Означающее господствует над означаемым. В П. варианте Ю. Кристева противопоставляет символизации семиотизацию. Символизация представляет собой *язык как номинацию, знак и синтаксис*. Семиотизация есть условие порождения, производства знаковой системы. Текстовой анализ предполагает различение между *фено-текстом* и *гено-текстом*. *Фено-текст* это структурированная поверхность текста, исследуемая эмпирическими методами структурной лингвистики. *Гено-текст* это глубинная структура текста, *не-структурированная* и *не-структурирующая*, где собственно и происходит производство значения. Лиотар переворачивает порядок означающего и фигуры. Не фигуры зависят от означающего, а цепь означающих зависит от фигурных эффектов, состоящих из асигнификативных знаков, разбивающих и означающее, и означаемое. Барт противопоставляет произведению текст, который представляет собой не структурированное означающее, а условия его порождения. Различие между текстом и произведением сводится к тому, что произведение означает ставшую структуру, законченное производство, в то время как текст означает процесс становления произведения. Текст в отличие от произведения не поддается жанровой классификации, исчислению, филиации, потреблению, постигается через свое отношение к знаку, собственную множественность, через удовольствие. Целью анализа текста будет установление игры множества смыслов. Деррида считает, что традиционное отделение означающего как внешнего, производного от смысла, истины, означаемого приводит к утверждению господства означаемого над означающим, гипостазированию *трансцендентального означаемого*. Критика дуалистической концепции знака вовсе не означает простого переворачивания порядка означающего и означаемого, а деконструкцию самой иерархической структуры вместо иерархической оппозиции, парадигмальной для традиционного структурализма, differance. *Differance это то, благодаря чему движение означивания оказывается возможным лишь тогда, когда каждый элемент, именуемый *наличным* и являющийся на сцене настоящего, соотносится с чем-то иным, нежели он сам, хранит в себе отголосок, порожденный звучанием прошлого элемента и в то же время разрушается вибрацией собственного отношения к элементу будущего...* (Ж. Деррида). Деконструкция понятия знака означает также деконструкцию системы понятий, сформировавшихся вокруг знака. Деррида характеризует основной способ западноевропейского мышления как лого-фоно-фаллоцентризм. Голос понимается метафизикой в его непосредственной связи со смыслом. Естественная связь существует между голосом (душой) и смыслом (означаемым). Голос порождает и выговаривает смысл. *Смысл в традиции европейской философии и есть голос. Отсюда эффект *вечной новизны*. Смысл рождается и исчезает, как звучит и смолкает голос... Смысл *вечен* в силу своей одноразовости* (Деррида). Голос граничит с детерминацией через историю смысла бытия в целом как присутствия, присутствования (длящегося присутствия). История объектов присутствия включает субстанции когитарного сознания, *субъективности*, соприсутствия, саморепрезентации и рефлексии *другого* (или через него), интерсубъективности интенционально-феноменологического *эго*. Бытие как *трансцендентальное означаемое* выражается в голосе. Детерминация истории бытия создается за счет устранения означающего как тела, материи, внешних по отношению к голосу, логосу. Видимость истории бытия создается за счет чистой самоаффекции, где субъект движется от себя к себе, отказываясь заимствовать извне *своего собственного* какие-то внешние обозначения. Субъект изнутри себя продуцирует порядок означающих. Этот опыт самоаффекции и обеспечивает идеальность как условие идеи истины, что и составляет опыт бытия. Однако лого-фоноцентрическая модель присутствия содержит в себе момент отсутствия, паузы, задержки означаемого. *В русле традиции как Гуссерль, так и Соссюр продолжают противопоставлять голос и знак как идеальное и материальное речи. Между тем, главное, что позволяет считать объект идеальным, это его бесконечная повторяемость... вне зависимости от контекста... Идеально то, что может быть взято в кавычки. Таков прежде всего *материальный знак*. Но точно такой же *материальной идеальности* подвержен и голос. Поэтому мы говорим о принципе письма, лежащем в основе устной речи...*. Письмо, инскрипция выступают онтологическими альтернативами логоса/голоса присутствия. В постструктуралистской критике письмо как общее пространство размещения включает в себя ниспровержение структурносемиотической закрытости. Постструктуралистский вариант феминизма описывает фаллоцентрическую организацию как основанную на дифференциальной экономии по распределению удовольствий. Причем эта дифференциальная экономия касается не только сексуальных практик, но и сексуальных дискурсов, организованных вокруг структурирующего отсутствия отсутствия дискурса *женского наслаждения*. В отсутствие дискурсов, идентифицирующих женские желания и удовольствия, *мужская идеология* конструирует их по собственному подобию, инвестируя их формами, способствующими засилью мужского начала, рациональности. Этим засильем патриархального обосновывается создание теории *женского письма*, которая ниспровергает сексуальный порядок, основанный на логике различия и молчании женщин. Теорию *женского письма* развивает Э. Сиксу. Ю. Кристева развивает теорию женских способов означивания с т. зр. проведенной ею границы между символизацией и семиотизацией. Женские способы означивания в отличие от символического, рационального, логического дискурса находят выражение в различных фигурах речи тональности, жестах, ритме, риторике, метафоре и др. Л. Иригари описывает фаллоцентрическую культуру как основанную на метафизике тождества и оперирующую бинарными метафизическими оппозициями. Согласно Иригари, женщины должны обнаружить специфический язык *выговаривания* и *прописывания* собственных желаний, аксиологически отличных от фаллического мышления. Женский язык смещает стерильность фаллоцеитрической категоризации: эротизм женщины множественен, так же как эрогенные зоны женщины разбросаны по всем неидентифицируемым точкам женского тела. Теория *женского письма* подрывает иерархическую структуру оппозиций, тождественность сторон оппозиции *мужского* и *женского* начал, тем самым практикует идею двуполости (бисексуальности) и множественности полов. Р. Барт провозгласил необходимость существования бесконечного множества языков, совпадающих с бесконечностью наших желаний. Ж. Делез и Ф. Гваттари предложили идею перехода от молярного двуполого деления индивида к молекулярному, когда число полов будет равно числу людей и устранятся все ссылки на анатомические признаки полов. Разоблачение понятий структуры, знака, принципа центрации влечет за собой *семантическое аннулирование* (Бодрияр), *кастрацию* (Барт) реальности, критику принципа репрезентации, замену репрезентативной модели симулятивной. Исчезает различие между реальностью и ее представлением. Остаются одни лишь *симуляции* и *репрезентации*, и на смену реальности приходит гиперреальность. Репрезентации уже не копируют реальность, они сами ее моделируют то, что Бодрийяр называет *процессией симулякров*. Далее нет смысла говорить ни об имитации, копировании, отражении, ни даже о пародировании реальности, поскольку последняя исчезла как таковая, как ставшая, определенная структура. Реальность существует только как эффект процесса симуляции, как ее спекулятивный элемент. *Симуляции* и *репрезентации* включены в структуру реальности. Размыкание структуры предполагает также разоблачение структуралистского понимания бессознательного. Бессознательное это не структура *воображаемого* и *символического*. Бессознательное это машины желания. В самом общем плане для структуралистов, воображаемое это порядок тождества и присутствия, совокупность представлений, которую человек создает сам о себе: оно связывается с диадическими взаимоотношениями с матерью. Символическое это совокупность социокультурных норм и предписаний, необходимое усвоение которых позволяет индивиду успешно реализовать себя в обществе: оно связывается с введением третьего термина имени отца. Имя отца репрезентируется *абсолютным означающим* фаллосом. Реальное это совокупность биологических и психических потребностей и инстинктов. Фаллос как *абсолютное означающее* и имя отца позволяют вытеснить воображаемое и подчинить его символическому. Язык как символический порядок репрезентирует реальное. Становление индивида в *стадии зеркала* предполагает переход от воображаемого к символическому. Реальное репрессировано, выведено за рамки структуры. Для П. Эдип это не имманентная структура бессознательного. Эдип является параноидальной идеей взрослого. Все начинается в голове отца, законодателя, символического: *Так вот что ты хочешь, убить меня, жить с матерью?* Комплекс вины это идея, спроецированная отцом (символическим). *Параноидальный отец эдипизирует сына* (Делез и Гваттари). Символический порядок смещается реальностью желания, которое является производителем. *Реальное не есть невозможное, напротив, в реальном все возможно, все становится возможным...* (Делез и Гваттари). Не сексуальность, не желание, не реальное находятся на службе структуры языка, символического, а наоборот, последние находятся на службе у сексуальности как циклического движения, посредством которого бессознательное самовоспроизводится. С т. зр. этого самовоспроизводства оказывается излишним вопрос об оппозиции символического и реального. *Мы не отрицаем, что есть Эдипова сексуальность... Но мы отрицаем, что они представляют собой бессознательное производство желания. Более того, кастрация и эдипизация порождают фундаментальную иллюзию, которая заставляет нас верить, что реальное производство желания подчинено юрисдикции высших интегрирующих формаций... в результате имеет место конверсия бессознательного* (Делез и Гваттари). П. в некотором смысле продолжает и критикует структуралистское понимание человека. Во всех исследованиях структуралистского характера власть самого структуралиста является необходимым дополнением к исследуемому объекту Структура это симулакрум объекта, т. е. объект плюс сознание структуралиста. Об этом говорит Барт: *Модель это интеллект, приплюсованный к предмету, и такой добавок имеет антропологическую значимость...* В П. человек выступает уже не как индивидуальность, а как индиви(д)-дуальность: речь идет о шизофренизации человека как разорванного, фрагментарного существа. Проблематизируются понятия рефлексии, самосознания, самопринадлежности. Анализ бессознательного производства желания, различения, *другого* подрывает гуманистический способ суждения. Самотождественность человека позволяет обществу манипулировать им вне зависимости от характера самотождественности (положительная или отрицательная). В П. человек постоянно индиви(д)-дуализируется, не способен обрести какое-то фиксированное тождество. Делез и Гваттари сформулировали принцип ускользания и две социальные инвестиции: сегрегативный параноидально-фашистский бред *...да, я ваш, я принадлежу к высшему классу, высшей расе...* и номадический шизофренически-революционный, который пропускает потоки желания через себя, следуя противоположным путем *...я болван, я негр*. Революционная шизофреническая инвестиция разрывает все сегрегации, все идентификации. *Порядочные люди говорят, что не нужно убегать, что это не хорошо, неэффективно, что нужно работать во имя реформ. Но революционер знает, что ускользание революционно...* (Делез и Гваттари). И как результат машины войны против государственной машины, вместо компарса диспарс, игра в го вместо игры в шахматы, кочевник против мигранта, шизофреник против параноика, шизоанализ вместо Х-анализа. Цель *структурального человека* симулировать объект, цель постструктуралистского человека *свести с ума структурализм, культуру, общество, религию, психоанализ*. В целом П. можно охарактеризовать как саморефлексивную критику современной цивилизации и как общетеоретическое и методологическое основание для возрождения, высвобождения внутренних принципов, *неразрешимых* противоречий современного мира. Т. X. Керимов... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

Франц. poststructuralisme, англ. poststructuralism. Идейное течение западной гуманитарной мысли, оказывающее в последнюю четверть века сильнейшее влияние на литературоведение Западной Европы и США. Получил такое название, поскольку пришел на смену структурализму как целостной системе представлений и явился его своеобразной самокритикой, а также в определенной мере естественным продолжением и развитием изначально присущих ему тенденций. Постструктурализм характеризуется, прежде всего, негативным пафосом по отношению ко всяким позитивным знаниям, к любым попыткам рационального обоснования феноменов действительности, и в первую очередь культуры. Так, например, постструктуралисты рассматривают концепцию «универсализма», т. е. любую объяснительную схему или обобщающую теорию, претендующую на логическое обоснование закономерностей действительности, как «маску догматизма», называют деятельность подобного рода проявлением «метафизики» (под которой они понимают принципы причинности, идентичности, истины и т. д.), являющейся главным предметом их инвектив. Столь же отрицательно они относятся к идее «роста», или «прогресса», в области научных знаний, а также к проблеме социально-исторического развития. Сам принцип рациональности постструктуралисты считают проявлением «империализма рассудка», якобы ограничивающим «спонтанность» работы мысли и воображения, и черпают свое вдохновение в бессознательном. Отсюда и проистекает то явление, которое исследователи называют «болезненно патологической завороженностью» (morbid fascination, по выражению М. Сарупа) (Sarup: 1988, с. 97) иррационализмом, неприятием концепции-целостности и пристрастием ко всему нестабильному, противоречивому, фрагментарному и случайному. Постструктурализм проявляется как утверждение принципа «методологического сомнения» по отношению ко всем «позитивным истинам», установкам и убеждениям, существовавшим и существующим в западном обществе и применяющимся для его легитимации, т. е. самооправдания и узаконивания. В самом общем плане теория постструктурализма - это выражение философского релятивизма и скептицизма, эпистемологического сомнения, являющегося по своей сути теоретической реакцией на позитивистские представления о природе человеческого знания.Выявляя во всех формах духовной деятельности человека признаки «скрытой, но вездесущей (cachee mais omnipresente) метафизики, постструктуралисты выступают прежде всего как критики «метафизического дискурса». На этом основании современные западные классификаторы философских направлений относят постструктурализм к общему течению «критики языка» (la critique du langage), в котором соединяются традиции, ведущие свою родословную от Г. Фреге и Ф. Ницше (Л. Витгенштейн, Р. Карнап, Дж. Остин, У. Куайн), с одной стороны, - и от М. Хайдеггера (М. Фуко, Ж. Деррида), с другой. Если классическая философия в основном занималась проблемой познания, т. е, отношениями между мышлением и вещественным миром, то практически вся современная западная новейшая философия переживает своеобразный «поворот к языку» (a linguistic turn), поставив в центр внимания проблему языка, и поэтому вопросы познания и смысла приобретают у них чисто языковой характер. В результате и критика метафизики принимает форму критики ее дискурса, или дискурсивных практик, как у Фуко. Для Фуко знание не может быть нейтральным или объективным, поскольку всегда является «продуктом властных отношений». Вслед за Фуко постструктуралисты видят в современном обществе прежде всего борьбу за «власть интерпретации» различных идеологических систем. «Господствующие идеологии», завладевая «индустрией культуры», иными словами, средствами массовой информации, навязывают индивидам свой язык, т. е., по представлениям постструктуралистов, отождествляющих мышление с языком, навязывают сам образ мышления, отвечающий потребностям этих идеологий. Тем самым «господствующие идеологии» существенно ограничивают способность индивидуумов осознавать свой жизненный опыт, свое «материальное бытие». Современная «индустрия культуры», утверждают постструктуралисты, отказывая индивиду в адекватном средстве для организации его собственного жизненного опыта, тем самым лишает его необходимого «языка» для понимания (интерпретации) как самого себя, так и окружающего мира. Таким образом, язык рассматривается не просто как средство познания, но и как инструмент социальной коммуникации, манипулирование которым со стороны «господствующей идеологии» касается не только языка наук (так называемых «научных дискурсов» каждой дисциплины), но главным образом проявляется в «деградации языка» повседневности, служа признаком извращения человеческих отношений, симптомом «отношений господства и подавления». При этом ведущие представители постструктурализма (Деррида и Фуко), продолжая традиции Франкфуртской школы Kulturkritik, воспринимают критику языка как критику культуры и цивилизации. Теория постструктурализма развивалась как критика структурализма, которая велась по четырем основным направлениям: проблемам структурности, знаковости, коммуникативности и целостности субъекта. Следует отметить, что критика концепции целостного субъекта была осуществлена в значительной мере уже в рамках структурализма и в теории постструктурализма получила лишь свое окончательное завершение. Прежде всего, в русле той тенденции постструктурализма, которую Р. Барт по аналогии с иконоборчеством назвал «знакоборчеством» (Barthes:1970, с. 271), была предпринята попытка дезавуировать традиционную структуру знака. Первым против соссюровской концепции знака выступил в 50-х годах Ж. Лакан, отождествив бессознательное со структурой языка, и заявив, что «работа сновидений следует законам означающего» (Lacan:1966, с. 116). Он утверждал, что означающее и означаемое образует отдельные ряды, «изначально разделенные барьером, сопротивляющимся обозначению» (там же, с. 149). Тем самым Лакан фактически раскрепостил означающее, освободив его от зависимости от означаемого, и ввел в употребление понятие плавающего означающего. Позднее Ю. Кристева развила эту мысль, выдвинув концепцию текстуальной продуктивности, где принципом, связывающим текст, служит процесс «означивания». Смысл этой операции заключается в том, что вместо «обозначения», фиксирующего отношения между означающим и означаемым, приходит процесс «означивания», выводимый из отношений одних только означающих. Это окончательно замыкает поэтический текст в кругу других текстов и теоретически отвергает всякую возможность его связи с внеязыковой реальностью. В этом отношении, пожалуй, можно согласиться с Вельшем, когда он называет постструктурализм тем «течением, которое отмежевывается от постулата структурализма о неснимаемости различия, которое считает, что можно переступить через любое различие по пути к единству» (Welsch:1987, с. 141). Наиболее авторитетное среди постструктуралистов теоретическое обоснование этой критики традиционной концепции знака дал Ж. Деррида. Он предпринял попытку опровергнуть эпистемологическое обоснование, на котором покоился «классический структурализм», а именно - невозможность разделения ряда означаемого и ряда означающего при функционировании знака. Детально разработанная аргументация Дерриды направлена не столько на выявление ненадежности любого способа знакового обозначения, сколько на то, что обозначается, - на мир вещей и законы, им управляющие (также логоцентризм). Особое неприятие Дерриды вызывает соссюровская теория знака, основанная на примате звучащего слова над письменным. Когда человек говорит, то, по Дерриде, у него создается «ложное» представление о естественности связи означающего (акустического образа слова) с означаемым (понятием о предмете или даже с самим предметом). Это кажется французскому ученому абсолютно недопустимым, поскольку в данном случае не учитываются ни интенциональная направленность сознания, воспринимающего мир по своим внутренним законам и представлениям, ни опосредующая роль контекста культуры. Рассматривая мир только через призму его осознания, т. е. исключительно как идеологический феномен культуры и, даже более узко, как феномен письменной культуры, постструктуралисты готовы уподобить самосознание личности некоторой сумме текстов в той массе текстов различного характера, которая, по их мнению, и составляет мир культуры. Поскольку, как не устает повторять Деррида, «ничего не существует вне текста», то и любой индивид в таком случае неизбежно находится «внутри текста», т. е. в рамках определенного исторического сознания, что якобы и определяет границы «интерпретативного своеволия» критика. Весь мир в конечном счете воспринимается как бесконечный, безграничный текст. Вторая важная сторона деятельности Дерриды - его критика самого принципа «структурности структуры», в основе которого и лежит понятие «центра» структуры как некоего организующего начала, того, что управляет структурой, организует ее и в то же время само избегает структурности. Для Дерриды этот «Центр» - не объективное свойство структуры, а фикция, постулированная наблюдателем, результат его «силы желания» или «ницшеанской воли к власти»; в конкретном же случае толкования текста - следствие навязывания ему читателем собственного смысла. В некоторых своих работах Деррида рассматривает этот «центр» как «сознание», «cogito», или «феноменологический голос». Само интерпретирующее «я» вместе с тем понимается им как своеобразный текст, «составленном» из культурных систем и норм своего времени. Вместе с понятием структуры критики подвергаются такие структурообразующие принципы, как бинаризм, оппозиция, различие. Пожалуй, можно согласиться с Вельшем, когда он называет постструктурализм тем «течением, которое отмежевывается от постулата структурализма о неснимаемости различия, которое считает, что можно переступить через любое различие по пути к единству» (Welsch:1987, с. 141). Подобная критика структуры - самая показательная сторона постструктурализма. Наиболее последовательно она проводилась в теориях деконструкции Дерриды, текстуальной продуктивности Ю. Кристевой, шизофренического дискурса и ризомы Ж. Делеза и Ф. Гваттари и т. д. В том же направлении развивалась мысль и второго после Дерриды по своему влиянию теоретика постструктурализма М. Фуко. В значительной степени он явился продолжателем «разоблачительной критики», начатой теоретиками Франкфуртской школы Т. В. Адорно, М. Хоркхаймером и В. Беньямином. Главная цель ее - критика всех феноменов общества и сознания как сознания буржуазного, - состояла в том, чтобы выявить сущностный, хотя и неявный иррационализм претендующих на безусловную рациональность философских построений и доказательств здравого смысла, лежащих в основе «легитимации», самооправдания западной культуры последних столетий. Основная цель исследований Фуко - выявление исторического бессознательного различных эпох, начиная с Возрождения и по XX в. включительно. Исходя из концепции языкового характера мышления и сводя деятельность людей к «дискурсивным практикам», Фуко постулирует для каждой конкретной исторической эпохи существование специфической эпистемы - «проблемного поля», достигнутого к данному времени уровня «культурного знания», образующегося из дискурсов различных научных дисциплин. При всей разнородности этих дискурсов, обусловленной специфическими задачами разных «форм познания», в своей совокупности они образуют, по утверждению Фуко, более или менее единую систему знаний - эпистему. В свою очередь, она реализуется в речевой практике современников как строго определенный языковой код - свод предписаний и запретов. Эта языковая норма якобы бессознательно предопределяет языковое поведение, а, следовательно, и мышление отдельных индивидов. Таким образом, в теории Фуко научно-технический прогресс мистифицируется, подменяется анонимной и полиморфной «волей-к-знанию» и интерпретируется как стремление замаскировать «волю-к-власти» претензией на научную истину. Разработанная Фуко методика анализа общественного сознания, концепция децентрализации, трактовка «воли-к-знанию» как «воли-к-власти», интерес к маргинальным явлениям цивилизации, иррационалистическое толкование исторического прогресса - все это было взято на вооружение «левыми деконструктивистами» и постмодернистами, что в значительной степени предопределило специфику их анализа художественных произведений. Панъязыковая и пантекстуальная позиция постструктуралистов, редуцирующих сознание человека до письменного текста, а заодно и рассматривающих как текст (или интертекст) литературу, культуру, общество и историю, обусловливала их постоянную критику суверенной субъективности личности и порождала многочисленные концепции о «смерти субъекта», через которого «говорит язык» (М. Фуко), «смерти автора» (Р. Барт), а в конечном счете и «смерти читателя» с его «текстом-сознанием», растворенном в великом интертексте культурной традиции. Практические аспекты критики теории художественной коммуникации более детально были разработаны в концепциях деконструктивизма и постмодернизма, но их общеметодологические основы были заложены именно в трудах Дерриды, Кристевой, Делеза и Гваттари. Постструктуралистская критика коммуникативности в основном сводилась к выявлению трудности или просто невозможности адекватно понять и интерпретировать текст. Естественно, что когда постструктуралисты обращались к конкретному анализу художественного произведения, в их поле зрения попадало творчество тех поэтов и писателей (Рембо, Лотреамон, Роб-Грийе, Джойс), у которых смысловая неясность, двусмысленность, многозначность интерпретации выступали на передний план. С этим связано и ключевое для деконструктивизма понятие смысловой неразрешимости (неразрешимость смысловая) как одного из принципов организации текста, введенного Дерридой. Постструктурализм в целом можно определить как общеметодологическую основу, на базе которой деконструктивисты и постмодернисты выстраивали свои концепции, отличающиеся фактически лишь сменой исследовательских приоритетов, иными идейно-эстетическими ориентациями и более практическим характером анализа, нацеленного прежде всего на изучение литературы.<br>... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ (неоструктурализм) -обобщающее название ряда философско-методол. подходов к осмыслению культурной деятельности и интерпретации текстов культуры, сложившихся в 70-90-х гг. на основе преодоления и отрицания структуралистского подхода. Как и структурализм, П. наиболее ярко проявился во Франции, где к числу его представителей относят Деррида, К. Касториадиса, Лиотара, Бодрийяра, Делёза, Р. Барта (в поздний период его творчества) и организованный им кружок "телькелистов" — Кристеву и др. К П. также нередко относят работы Фуко периода "генеалогий власти". В Америке к числу приверженцев П. относят лит.-ведов т.н. "деконструкционного" направления (X. Блум, П. де Ман, Д.Х. Миллер и др.).<br>     П. не оформил себя как самостоят, направление в филос. и научном познании, не имеет явной программы. Достаточно сложными являются отношения П. со структурализмом: отрицая в целом теоретико-методол. направленность структурализма на объективное познание человека через формообразующие принципы символич. деятельности, П. тем не менее очень многое заимствовал у структурализма (понимание культуры, прежде всего, как языковой и текстуальной деятельности, стремление соотнести текст с сознанием и опытом его автора). Отрицая в общем ценность имманентного понимания текста, П. тем не менее в отношении к тексту имеет много общего с герменевтикой (подход к пониманию как интерпретации, детерминация понимания текста культурным опытом интерпретатора и т.д.). П. сосуществует как со структурализмом, так и с постмодерном: относимые к П. авторы (Деррида, Делёз, Бодрийяр) считаются классиками постмодерна. Развести эти два явления сложно; П. в опр. степени является рез-том реализации постмодернистских интенций в отношении к тексту, языку, знаковой деятельности человека. Достаточно многообразными являются и стилистико-жанровые формы текстов П.: они носят филос., научный, публицистич. характер, часто являя собой достаточно противоречивый сплав этих стилей.<br>     Хронологич. рамки П. достаточно условны: появление П. принято связывть с массовыми студенч. и профсоюзными волнениями во Франции в мае-июне 1968 (хотя ряд работ, к-рые можно назвать постструктуралистскими, вышел ранее). Важная роль этих событий в том, что при их осмыслении проявилась ограниченность структуралистского подхода к человеку, невозможность объяснить реализующийся конфликт консервативных и леворадикальных умонастроений, исходя из структурного понимания чело-веч. сознания ("Структуры не выходят на улицы"). Универсализм и академизм структурализма становятся объектом тотальной критики. И хотя в П. сохраняется отношение к культуре как к тексту и ориентация на анализ и интерпретацию текстуальных явлений культуры, сам подход к тексту радикально меняется. Объектом рассмотрения и анализа становится все, что осталось за пределами структурного осмысления. Это прежде всего контекст, влияние к-рого не рассматривалось структуралистами в поисках универсалии, та совокупность индивидуальных явлений и черт, к-рая стоит за текстом и определяет его. Это динамика, изменчивость, к-рая не схватывается при структурном анализе. Это те элементы текста, к-рые невозможно свести к сегментному дихотомич. делению; они предста<br>     ют как несистемные, уникальные, нерасчленяемые. Это, наконец, то, что вообще выходит за рамки упорядоченности, предстает как случайное, воплощает свободу, волюнтаризм, иррациональность в человеч. действии.<br>     Это тотальное "отрицание структурности" воплотилось в ряд общих интенций, к-рые и позволяют определить П. как культурное явление.<br>     1. Отношение к человеку. В понимании человека в П. на первое место выходят несистемные, неструктурируемые явления. Источником таких человеч. проявлений мыслится его субъективность, индивидуальные особенности психики, воля, понимаемые не через психоаналитич. бессознательное, а, скорее, через ницшеанский волюнтаризм, отражающий активное взаимодействие человека с непонятным и враждебным окружением с целью реализации его волевого стремления к доминированию над этим окружением. Для П. ключевой категорией, характеризующей человека, является желание как универсальная форма проявления стремления человека к коммуникации с окружением, определяющая все формы индивидуального и коллективного действия, социальной и культурной действительности. На место структурной логич. упорядоченности сознания приходит понимание его как разомкнутой, хаотичной "магмы" желаний, устремлений, вопросов к внешнему миру, лишь частично определяемых его социальным и культурным опытом.<br>     2. Отношение к человеч. сооб-ву. В П. об-во и культура предстают как поле тотального проявления отношений "власть — подчинение"; власть, реализующаяся и как воля к доминированию, и как стремление к упорядоченности, структурированности, устойчивости, единству усматривается и раскрывается П. во всех культурных элементах. Власть реализует себя на всех уровнях человеч. взаимоотношений — от полит, доктрины конкр. гос-ва до конкр. коммуникативной ситуации, и в выявлении этой реализации и противопоставлении ей опр. уникальности, множественности, разобщения П. видит свою конкретную задачу.<br>     3. Отношение к тексту. Именно в тексте находят проявление две вышеуказанные интенции, и понимание текста есть прежде всего их выявление. Предложенная Деррида "деконструкция" — "деструкция-реконструкция" текста подразумевает его фундаментальную "разборку" на элементарные формы во всех планах: композиционном, сюжетном, стилистич., психол. и последующую "сборку" — интерпретацию, выявляющую в нем то, что внесено в этот текст конкр. контекстом его создания, желанием его создателя и то, что сам его автор не видит или о чем старается умолчать, но что обнаруживает себя как "след" дискурса власти. Для П. становятся важными в тексте не структурируемые его элементы, сближающие его с другими текстами (хотя сравнит, анализ остается), а то уникальное, несистемное, маргинальное, что реализовалось в тексте внесознательно и понимается интуитивно. П. стремится усмотреть в тексте то, что привнесено в него последующими интерпретациями и что является уже "следом следа", объяснить сходное в тексте не структурной универсальностью, а взаимовлиянием текстов, заимствованием, аллюзией, игрой, неосознанным косвенным цитированием. Для П. повторяемость и устойчивость элементов текста и стоящих за ними представлений являются не свидетельством структурной универсальности, но проявлением диффузии, "кочевья" отд. элементов, идей, образов, мимесиса, реализующегося не как подражание природе, а как подражание (осознанное или неосознанное) другому тексту. Интерпретация текста — это понимание в нем того, что к самому тексту прямо не относится, того, что в нем "вынесено за скобки", и выводит за пределы самого текста в мир желаний; такое понимание есть всегда процесс, но не результат (Деррида называет его термином "различание" ("differance"). Но при этом для П. значимыми и важными становится "конструкция текста", выявление тех элементов, из к-рых он собран, обнажение не структуры, но конструктивных механизмов, технологии создания текста.<br>     4. Отношение к знаку. Знак в П. выступает как полная противоположность самому себе — он есть не указание на к.-л. предмет или смысл, а, наборот, указание на его отсутствие. Знак и смысл превращаются в фикцию, симулакр, маскирующий отсутствие актуального смысла и предлагающий взамен свои многочисл. кон-нотации. Бодрийяр постулирует четыре истор. этапа превращения знака в симулакр, сменявшие друг друга от Возрождения до современности: знак, обозначающий реальность; знак, искажающий, маскирующий реальность; знак, маскирующий отсутствие реальности; знак-фикция, не связанная никак с обозначаемой реальностью, знак и язык являются собственным объективно существующим пространством, не связанным ни с человеком, ни с действительностью. Знак ничего не означает или означает лишь самого себя, но при этом в человеч. общении он сохраняет свойства симулакра, детерминируя человека; знак становится полем, где реализуется дискурс власти. Соответственно и означение, создание текста есть "производство фикции", фиксация смысла, к-рый самому себе не соответствует, — отсюда и приговор, выносимый П. референции.<br>     5. Отношение к метафизике и науке. В контексте предыдущих положений логичным выглядит стремление П. преодолеть логоцентризм и универсальность новоевроп. метафизич. и научной традиции, обличить ее как проявление "воли к власти", к-рая, предлагая универсальные объяснит, принципы и каноны, манипулирует сознанием человека, втискивает его желания в упорядоченную "колею смыслов" (Делёз). Объективность, логичность, верифицируемость научного познания рассматриваются П. как фикция и симулакр, порожденные опорой на авторитет, выступающий как власть. Однако П. не предлагает путей преодоления этой традиции и не противопоставляет ей ничего, кроме попыток "деконструктивной" переинтерпретации. Симптоматичным выглядит то, что П., как и экзистенциализм, пытается противопоставить метафизике и науке культуру, понимаемую как свободная стихия твор<br>     чества, игры, реализации желания, рождения феноменального текста.<br>     Выделенные тенденции позволяют дать лишь общую характеристику П. как направления в осмыслении культуры, к-рое продолжает существовать, видоизменяться и самоопределяться. П., как и постмодернизм, воплощает опр. "кризисное сознание", возникающее в условиях исчерпанности опр. онтологич. и гносеологич. парадигмы (в данном случае — новоевропейской), в ситуации "смены эпистем" (Фуко), и как таковой направлен на критич. осмысление прошлого опыта в рамках нового мировосприятия, к-рое, однако, еще не оформилось как "метанарратив". Предложенные П. новые интенции в восприятии текстов культуры, хотя и не воплотились, подобно структурализму, в опр. научные методы и исследования, позволили существенно расширить представления о возможностях и границах понимания культуры.<br>     Лит.: Барт Р. Избр. работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994; Derrida J. De la grammatologie. P., 1967; Idem. La Dissemination. P., 1972; Culler J.C. On Deconstruction: Theory and Criticism after Structuralism. Ithaca (N.Y.), 1982; Felperin H. Beyond Deconstruction: the Uses and Abuses of Literary Theory. Oxf., 1985; WellmerA. Zur Dialectikvon Moderne und Postmodeme. Fr./M., 1985; Dews P. Logics of Disintegration: Post-structuralist Thought and the Claims of Critical Theory. L., 1987; Harland R. Superstmcturalism: The Philosophy of Structuralism and Poststructuralism. L.; N.Y., 1987.<br>     А. Г. Шейкин<br><br><br>... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМсовокупное обозначение ряда подходов в социо-гуманитарном познании 1970—1980-х, ориентированных на семиотическое истолкование реальнос... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

- совокупное обозначение ряда подходов в социо-гуманитарном познании 1970-1980-х, ориентированных на семиотическое истолкование реальности ("текстуализованный мир" П.), опирающихся, подобно структурализму, на концепцию знака как единства означающего и означаемого, но осуществляющих пересмотр структуралистской парадигмы в плане центрации внимания на "внеструктурных" параметрах ("изнанке") структуры и связанных с их постижением когнитивных процессах. Получил развитие сначала во Франции, а затем в США. П. обычно связывают с именами Деррида, Делеза, Гваттари, Бодрийяра, Кристевой, Лиотара, К.Касториадиса, "позднего" Р.Барта, Фуко, а также ряда других исследователей. П. унаследовал от структурализма определенную общность проблемного поля и отсутствие собственной цельной программы. Иногда П. характеризуют как попытку осуществить то, что не удалось сделать на первом этапе, и, следовательно, как закономерное развитие структурализма, выявление его апорий и парадоксов. Обнаруживается взаимная дополняемость структурализма и П., так или иначе опирающихся на концепцию знака как единства означающего и означаемого и особый интерес к проблемам языка. Налицо двойная проблематичность П.: 1) эпистемологическая проблема: является П. простой трансформацией ("траекторией перемещения, а не отказа", согласно Р.Барту), мутацией или радикальным переворотом?; 2) "географическая" проблема определения границ: если хронологический рубеж датируется 1968, то теоретически П. пересекается с семиотической теорией, постмодернизмом, леворадикальными течениями, различными литературными практиками (например, с американским деконструктивизмом, для которого деконструкция не более чем методика анализа текстов). Впрочем, постструктуралисты сами настаивают на относительности всяких границ (между означаемым и означающим, философией и литературой, литературой и критикой), что, в частности, характеризует их аксиологические ориентации. Учитывая все разнообразие постструктуралистских практик и их терминологическую необычность, затрудняющие интерпретацию (в общепринятом понимании этого слова), тем не менее можно эксплицировать ряд основных задач, выдвигаемых П.: 1) критика западно-европейской метафизики с ее логоцентризмом, проблема кризиса репрезентации; 2) демисти- фикация, изобличение, фиксация возникающих на всех уровнях очагов власти стратегий принуждения, сокрытых под оболочкой бессознательного; 3) поиск зон свободы - маргинальных, находящихся за пределами структуры, но оказывающихся в результате в качестве предельной, далее нерасчленяемой реальности, не контролируемой силами власти (желание, история, "хаосмос", аффекты, тело, жест и т.д.). Нужно иметь в виду, что "вне текста" для П. нет ничего, реальность для него - это по преимуществу языковая реальность (текстуализованный мир). Постструктуралисты, анализируя европейскую метафизическую традицию, усматривают главную ее особенность в логоцентризме (Деррида). Понятие Истины (в П. - "Трансцендентальное Означаемое") - это порождение логоцентрического сознания, стремящегося во всем найти порядок и смысл, отыскать первопричину, а точнее - навязать их всему, на что направлена мысль человека, но при этом не способного постичь и выразить алогичную сущность мира, налагающего в силу своей косности запрет на любые свободные интерпретации. Порочная практика, по оценке П., насильственного овладения текстом (направленная на поиск Истины) восходит к гуманистам, для которых понять текст значило "присвоить" его себе, подчинив смысловым стереотипам, господствовавшим в их сознании. Навязывание тексту его формы осуществляется "говорящим Субъектом", картезианским "cogito", предающимся иллюзии о независимости, автономности своего сознания. Это и есть тот "классический центр", который, пользуясь привилегией управления, структурирования, сам в то же время остается вне структурного поля. Согласно П., текст всегда задается собственным комментарием: интерпретация литературного текста, наравне с его "объектом" и "предметом" относятся к одному проблемному полю. Интерпретация выступает, таким образом, атрибутом литературного корпуса: каждый литературный объект определенным образом дистанцирован относительно своего "имманентного" значения, а следовательно, необходимо содержит интерпретационную составляющую. Оппозиция между текстом как объектом и внешними ему интерпретациями (классическая парадигма) замещается в П. представлением о континууме бесконечного литературного текста, который всегда выступает своей собственной интерпретацией и тем самым дистанцирован сам от себя. В итоге для П. в высшей степени характерно истолкование любого теоретического текста как литературного. А следовательно, П. выносит за скобки претензии всякого текста на истинность, реконструируя текстуальные механизмы, продуцирующие "эффект истинности". (По мысли Хабермаса, П. присуща своеобычная универсальная эстетизация, посредством которой истина в своем пределе редуцируется к одному из стилевых эффектов дискурсивного выражения.) Согласно П., классицистское сведение риторических приемов к внешним средствам выражения, не связанным каким бы то ни было образом с планом содержания, иллюзорно. Стилистические приемы построения текста необходимо задают его внутреннее понятийное содержание. При этом, согласно постструктуралистским моделям, нулевая степень любого метаязыка - естественный, обычный язык - содержит в себе все мыслимые интерпретации всех метаязыков: обычный язык, таким образом, выступает фундаментальным метаязыком. Естественный язык являет собой собственный метаязык, он самореференциален, конституируясь в пространство бесконечного саморефлексивного движения. Предполагается, что объективный мир всегда оказывается структурирован при помощи тех или иных языковых средств. Согласно П., не может существовать чистого языка-объекта, который был бы способен функционировать как абсолютно прозрачное средство означивания предзаданной ему действительности. Всевозможные "объективные заключения" о природе вещей всегда неизбежно само-дистанцированы, имманентно включая в себя отклонение означающего от собственного "буквального смысла". Постструктуралисты подрывают представление о референции, о бытии как присутствии. Претензии на репрезентацию, на соотнесение текстов культуры с реальностью несостоятельны, означаемое не существует, оно - всего лишь иллюзия. По Бодрийяру, современность характеризуется скрадыванием различия между реальностью и ее представлением, остаются одни лишь "симулякры", не обладающие никакими референтами, имеющие отношение только к собственной воображаемой реальности. Означающее теряет свою непосредственную связь с означаемым вследствие "отсрочки", откладывания в будущее представления об означаемом явлении. Знак обозначает скорее "отсутствие" предмета, а в конечном счете, и принципиальное отличие от самого себя. П. утверждает необходимость игрового отношения к смыслу вообще, выдвигает принцип "диссеминации" (Деррида), т.е. рассеивания, дисперсии любого смысла среди множества дифференцированных его оттенков, идея "различия" должна уступить место идее "различения", что означает конец власти одних смыслов над другими. Отсутствие предельного значения открывает неограниченное пространство для движения означающих, что фиксируется в понятии "гено-текст" Кристевой. Взгляд на мир только через призму означающих снимает проблемы объективности, метода, истины, обесценивает научное знание. Но это происходит еще и потому, что науке предопределено насилие", она связана с признанием порядка, который определяется властными отношениями (М.Серр). Постструктуралисты пытаются обнаружить за всеми культурными феноменами дискурс власти, всепроникающая способность которой позволяет ей "пересекать", "координировать", "прерывать" любые социальные структуры и установления, что дает возможность Делезу говорить о "древоподобности" власти. Язык, символизирующий собой любые формы принудительной власти, функционирует как такого рода древоподобная структура. Как можно разрушить эту властную машину языка и противостоять принудительной силе тотальной бинаризации всей культуры? Такую вожделенную зону свободы, где законы силы, господства и подчинения не действуют, представляет собой, согласно П., Текст - авансцена борьбы множества сил, равноправных дискурсов, являющихся одновременно объектами борьбы за власть, но также и сильными властными позициями. По существу, это "интертекст", предполагающий соответствующую "революционную" процедуру чтения (Ф.Соллерс) и элиминирующий традиционную фигуру Автора (Р.Барт, Фуко). Главное предназначение текста - увернуться от власти. Поиск "глубинного, подрывного значения", "истинного уровня языка" (Деррида), не подвластных общепринятым кодам и структурам, обнаруживает значимость элементов внесистемных, маргинальных, асоциальных. Возможно, именно они являются онтологической основой предельной, нередуцированной реальности ("уровень бытия желания"). Прорисовывается "изнанка" структуры, размываются границы внутреннего и внешнего в искривленном пространстве современной культуры. Своеобразие П. состоит в том, что он легитимировал пересмотр многих классических философских понятий, обозначил новую картографию культурного пространства. В отношении постмодернизма П. может быть рассмотрен как наиболее фундаментальная его теоретическая предпосылка (см. Постмодернизм, Постмодернистская чувствительность) - в сугубо концептуальном отношении, ибо в отношении персональном невозможность исчерпывающе четкого дистанцирования "постструктуралистского" и "постмодернистского" этапов развития творчества того или иного автора является скорее правилом, нежели исключением. (См. также Автор, Ацентризм, Власть, Гено-текст, Differans, Интертекстуальность, Логоцентризм, Метафизика, Метафизика отсутствия, Означаемое, Означающее, Пустой знак, Рассеивание, Симулякр, "Смерть Автора", Трансцендентальное означаемое, Фено-текст, Чтение.) А.Р. Усманова... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

совокупное обозначение ряда подходов в социо-гуманитарном познании 1970-1980-х, ориентированных на семиотическое истолкование реальности (*текстуализованный мир* П.), опирающихся, подобно структурализму, на концепцию знака как единства означающего и означаемого, но осуществляющих пересмотр структуралистской парадигмы в плане центрации внимания на *внеструктурных* параметрах (*изнанке*) структуры и связанных с их постижением когнитивных процессах. Получил развитие сначала во Франции, а затем в США. П. обычно связывают с именами Деррида, Делеза, Гваттари, Бодрийяра, Кристевой, Лиотара, К.Касториадиса, *позднего* Р.Барта, Фуко, а также ряда других исследователей. П. унаследовал от структурализма определенную общность проблемного поля и отсутствие собственной цельной программы. Иногда П. характеризуют как попытку осуществить то, что не удалось сделать на первом этапе, и, следовательно, как закономерное развитие структурализма, выявление его апорий и парадоксов. Обнаруживается взаимная дополняемость структурализма и П., так или иначе опирающихся на концепцию знака как единства означающего и означаемого и особый интерес к проблемам языка. Налицо двойная проблематичность П.: 1) эпистемологическая проблема: является П. простой трансформацией (*траекторией перемещения, а не отказа*, согласно Р.Барту), мутацией или радикальным переворотом?; 2) *географическая* проблема определения границ: если хронологический рубеж датируется 1968, то теоретически П. пересекается с семиотической теорией, постмодернизмом, леворадикальными течениями, различными литературными практиками (например, с американским деконструктивизмом, для которого деконструкция не более чем методика анализа текстов). Впрочем, постструктуралисты сами настаивают на относительности всяких границ (между означаемым и означающим, философией и литературой, литературой и критикой), что, в частности, характеризует их аксиологические ориентации. Учитывая все разнообразие постструктуралистских практик и их терминологическую необычность, затрудняющие интерпретацию (в общепринятом понимании этого слова), тем не менее можно эксплицировать ряд основных задач, выдвигаемых П.: 1) критика западно-европейской метафизики с ее лого-центризмом, проблема кризиса репрезентации; 2) демистификация, изобличение, фиксация возникающих на всех уровнях очагов власти стратегий принуждения, сокрытых под оболочкой бессознательного; 3) поиск зон свободы маргинальных, находящихся за пределами структуры, но оказывающихся в результате в качестве предельной, далее нерасчленяемой реальности, не контролируемой силами власти (желание, история, *хаосмос*, аффекты, тело, жест и т.д.). Нужно иметь в виду, что *вне текста* для П. нет ничего, реальность для него это по преимуществу языковая реальность (текстуализованный мир). Постструктуралисты, анализируя европейскую метафизическую традицию, усматривают главную ее особенность в логоцентризме (Деррида). Понятие Истины (в П. *Трансцендентальное Означаемое*) это порождение логоцентрического сознания, стремящегося во всем найти порядок и смысл, отыскать первопричину, а точнее навязать их всему, на что направлена мысль человека, но при этом не способного постичь и выразить алогичную сущность мира, налагающего в силу своей косности запрет на любые свободные интерпретации. Порочная практика, по оценке П., насильственного овладения текстом (направленная на поиск Истины) восходит к гуманистам, для которых понять текст значило *присвоить* его себе, подчинив смысловым стереотипам, господствовавшим в их сознании. Навязывание тексту его формы осуществляется *говорящим Субъектом*, картезианским *cogito*, предающимся иллюзии о независимости, автономности своего сознания. Это и есть тот *классический центр*, который, пользуясь привилегией управления, структурирования, сам в то же время остается вне структурного поля. Согласно П., текст всегда задается собственным комментарием: интерпретация литературного текста, наравне с его *объектом* и *предметом* относятся к одному проблемному полю. Интерпретация выступает, таким образом, атрибутом литературного корпуса: каждый литературный объект определенным образом дистанцирован относительно своего *имманентного* значения, а следовательно, необходимо содержит интерпретационную составляющую. Оппозиция между текстом как объектом и внешними ему интерпретациями (классическая парадигма) замещается в П. представлением о континууме бесконечного литературного текста, который всегда выступает своей собственной интерпретацией и тем самым дистанцирован сам от себя. В итоге для П. в высшей степени характерно истолкование любого теоретического текста как литературного. А следовательно, П. выносит за скобки претензии всякого текста на истинность, реконструируя текстуальные механизмы, продуцирующие *эффект истинности*. (По мысли Хабермаса, П. присуща своеобычная универсальная эстетизация, посредством которой *истина* в своем пределе редуцируется к одному из стилевых эффектов дискурсивного выражения.) Согласно П., классицистское сведение риторических приемов к внешним средствам выражения, не связанным каким бы то ни было образом с планом содержания, иллюзорно. Стилистические приемы построения текста необходимо задают его внутреннее понятийное содержание. При этом, согласно постструктуралистским моделям, нулевая степень любого метаязыка естественный, обычный язык содержит в себе все мыслимые интерпретации всех метаязыков: обычный язык, таким образом, выступает фундаментальным метаязыком. Естественный язык являет собой собственный метаязык, он самореференциален, конституируясь в пространство бесконечного саморефлексивного движения. Предполагается, что объективный мир всегда оказывается структурирован при помощи тех или иных языковых средств. Согласно П., не может существовать чистого языка-объекта, который был бы способен функционировать как абсолютно прозрачное средство означивания предзаданной ему действительности. Всевозможные *объективные заключения* о природе вещей всегда неизбежно само-дистанцированы, имманентно включая в себя отклонение означающего от собственного *буквального смысла*. Постструктуралисты подрывают представление о референции, о бытии как присутствии. Претензии на репрезентацию, на соотнесение текстов культуры с реальностью несостоятельны, означаемое не существует, оно всего лишь иллюзия. По Бодрийяру, современность характеризуется скрадыванием различия между реальностью и ее представлением, остаются одни лишь *симулякры*, не обладающие никакими референтами, имеющие отношение только к собственной воображаемой реальности. Означающее теряет свою непосредственную связь с означаемым вследствие *отсрочки*, откладывания в будущее представления об означаемом явлении. Знак обозначает скорее *отсутствие* предмета, а в конечном счете, и принципиальное отличие от самого себя. П. утверждает необходимость игрового отношения к смыслу вообще, выдвигает принцип *диссеминации* (Деррида), т.е. рассеивания, дисперсии любого смысла среди множества дифференцированных его оттенков, идея *различия* должна уступить место идее *различения*, что означает конец власти одних смыслов над другими. Отсутствие предельного значения открывает неограниченное пространство для движения означающих, что фиксируется в понятии *гено-текст* Кристевой. Взгляд на мир только через призму означающих снимает проблемы объективности, метода, истины, обесценивает научное знание. Но это происходит еще и потому, что *науке предопределено насилие*, она связана с признанием порядка, который определяется властными отношениями (М.Серр). Постструктуралисты пытаются обнаружить за всеми культурными феноменами дискурс власти, всепроникающая способность которой позволяет ей *пересекать*, *координировать*, *прерывать* любые социальные структуры и установления, что дает возможность Делезу говорить о *древоподобности* власти. Язык, символизирующий собой любые формы принудительной власти, функционирует как такого рода древоподобная структура. Как можно разрушить эту властную машину языка и противостоять принудительной силе тотальной бинаризации всей культуры? Такую вожделенную зону свободы, где законы силы, господства и подчинения не действуют, представляет собой, согласно П., Текст авансцена борьбы множества сил, равноправных дискурсов, являющихся одновременно объектами борьбы за власть, но также и сильными властными позициями. По существу, это *интертекст*, предполагающий соответствующую *революционную* процедуру чтения (Ф.Соллерс) и элиминирующий традиционную фигуру Автора (Р.Барт, Фуко). Главное предназначение текста увернуться от власти. Поиск *глубинного, подрывного значения*, *истинного уровня языка* (Деррида), не подвластных общепринятым кодам и структурам, обнаруживает значимость элементов внесистемных, маргинальных, асоциальных. Возможно, именно они являются онтологической основой предельной, нередуцированной реальности (*уровень бытия желания*). Прорисовывается *изнанка* структуры, размываются границы внутреннего и внешнего в искривленном пространстве современной культуры. Своеобразие П. состоит в том, что он легитимировал пересмотр многих классических философских понятий, обозначил новую картографию культурного пространства. В отношении постмодернизма П. может быть рассмотрен как наиболее фундаментальная его теоретическая предпосылка (см. Постмодернизм, Постмодернистская чувствительность) в сугубо концептуальном отношении, ибо в отношении персональном невозможность исчерпывающе четкого дистанцирования *постструктуралистского* и *постмодернистского* этапов развития творчества того или иного автора является скорее правилом, нежели исключением. (См. также Автор, Ацентризм, Власть, Генотекст, Фенотекст, Differance, Лого-центризм, Метафизика, Метафизика отсутствия, Означаемое, Означающее, Пустой знак, Рассеивание, Симулякр, *Смерть Автора*, Трансцендентальное означаемое, Чтение.)... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ - совокупное обозначение ряда подходов в социо-гуманитарном познании 1970-1980-х, ориентированных на семиотическое истолкование реальности (текстуализованный мир П.), опирающихся, подобно структурализму, на концепцию знака как единства означающего и означаемого, но осуществляющих пересмотр структуралистской парадигмы в плане центрации внимания на внеструктурных параметрах (изнанке) структуры и связанных с их постижением когнитивных процессах. Получил развитие сначала во Франции, а затем в США. П. обычно связывают с именами Деррида, Делеза, Гваттари, Бодрийяра, Кристевой, Лиотара, К.Касториадиса, позднего Р.Барта, Фуко, а также ряда других исследователей. П. унаследовал от структурализма определенную общность проблемного поля и отсутствие собственной цельной программы. Иногда П. характеризуют как попытку осуществить то, что не удалось сделать на первом этапе, и, следовательно, как закономерное развитие структурализма, выявление его апорий и парадоксов. Обнаруживается взаимная дополняемость структурализма и П., так или иначе опирающихся на концепцию знака как единства означающего и означаемого и особый интерес к проблемам языка. Налицо двойная проблематичность П.: 1) эпистемологическая проблема: является П. простой трансформацией (траекторией перемещения, а не отказа, согласно Р.Барту), мутацией или радикальным переворотом?; 2) географическая проблема определения границ: если хронологический рубеж датируется 1968, то теоретически П. пересекается с семиотической теорией, постмодернизмом, леворадикальными течениями, различными литературными практиками (например, с американским деконструктивизмом, для которого деконструкция не более чем методика анализа текстов). Впрочем, постструктуралисты сами настаивают на относительности всяких границ (между означаемым и означающим, философией и литературой, литературой и критикой), что, в частности, характеризует их аксиологические ориентации. Учитывая все разнообразие постструктуралистских практик и их терминологическую необычность, затрудняющие интерпретацию (в общепринятом понимании этого слова), тем не менее можно эксплицировать ряд основных задач, выдвигаемых П.: 1) критика западно-европейской метафизики с ее лого-центризмом, проблема кризиса репрезентации; 2) демистификация, изобличение, фиксация возникающих на всех уровнях очагов власти стратегий принуждения, сокрытых под оболочкой бессознательного; 3) поиск зон свободы - маргинальных, находящихся за пределами структуры, но оказывающихся в результате в качестве предельной, далее нерасчленяемой реальности, не контролируемой силами власти (желание, история, хаос- мос, аффекты, тело, жест и т.д.). Нужно иметь в виду, что вне текста для П. нет ничего, реальность для него - это по преимуществу языковая реальность (текстуализованный мир). Постструктуралисты, анализируя европейскую метафизическую традицию, усматривают главную ее особенность в логоцентризме (Деррида). Понятие Истины (в П. - Трансцендентальное Означаемое) - это порождение логоцентрического сознания, стремящегося во всем найти порядок и смысл, отыскать первопричину, а точнее - навязать их всему, на что направлена мысль человека, но при этом не способного постичь и выразить алогичную сущность мира, налагающего в силу своей косности запрет на любые свободные интерпретации. Порочная практика, по оценке П., насильственного овладения текстом (направленная на поиск Истины) восходит к гуманистам, для которых понять текст значило присвоить его себе, подчинив смысловым стереотипам, господствовавшим в их сознании. Навязывание тексту его формы осуществляется говорящим Субъектом, картезианским cogito, предающимся иллюзии о независимости, автономности своего сознания. Это и есть тот классический центр, который, пользуясь привилегией управления, структурирования, сам в то же время остается вне структурного поля. Согласно П., текст всегда задается собственным комментарием: интерпретация литературного текста, наравне с его объектом и предметом относятся к одному проблемному полю. Интерпретация выступает, таким образом, атрибутом литературного корпуса: каждый литературный объект определенным образом дистанцирован относительно своего имманентного значения, а следовательно, необходимо содержит интерпретационную составляющую. Оппозиция между текстом как объектом и внешними ему интерпретациями (классическая парадигма) замещается в П. представлением о континууме бесконечного литературного текста, который всегда выступает своей собственной интерпретацией и тем самым дистанцирован сам от себя. В итоге для П. в высшей степени характерно истолкование любого теоретического текста как литературного. А следовательно, П. выносит за скобки претензии всякого текста на истинность, реконструируя текстуальные механизмы, продуцирующие эффект истинности. (По мысли Хабермаса, П. присуща своеобычная универсальная эстетизация, посредством которой истина в своем пределе редуцируется к одному из стилевых эффектов дискурсивного выражения.) Согласно П., классицистское сведение риторических приемов к внешним средствам выражения, не связанным каким бы то ни было образом с планом содержания, иллюзорно. Стилистические приемы построения текста необходимо задают его внутреннее понятийное содержание. При этом, согласно постструктура- листским моделям, нулевая степень любого метаязыка - естественный, обычный язык - содержит в себе все мыслимые интерпретации всех метаязыков: обычный язык, таким образом, выступает фундаментальным метаязыком. Естественный язык являет собой собственный метаязык, он самореференциален, конституируясь в пространство бесконечного саморефлексивного движения. Предполагается, что объективный мир всегда оказывается структурирован при помощи тех или иных языковых средств. Согласно П., не может существовать чистого языка-объекта, который был бы способен функционировать как абсолютно прозрачное средство означивания предзаданной ему действительности. Всевозможные объективные заключения о природе вещей всегда неизбежно само-дистанцированы, имманентно включая в себя отклонение означающего от собственного буквального смысла. Постструктуралисты подрывают представление о референции, о бытии как присутствии. Претензии на репрезентацию, на соотнесение текстов культуры с реальностью несостоятельны, означаемое не существует, оно - всего лишь иллюзия. По Бодрийяру, современность характеризуется скрадыванием различия между реальностью и ее представлением, остаются одни лишь симулякры, не обладающие никакими референтами, имеющие отношение только к собственной воображаемой реальности. Означающее теряет свою непосредственную связь с означаемым вследствие отсрочки, откладывания в будущее представления об означаемом явлении. Знак обозначает скорее отсутствие предмета, а в конечном счете, и принципиальное отличие от самого себя. П. утверждает необходимость игрового отношения к смыслу вообще, выдвигает принцип диссеминации (Деррида), т.е. рассеивания, дисперсии любого смысла среди множества дифференцированных его оттенков, идея различия должна уступить место идее различения, что означает конец власти одних смыслов над другими. Отсутствие предельного значения открывает неограниченное пространство для движения означающих, что фиксируется в понятии гено-текст Кристевой. Взгляд на мир только через призму означающих снимает проблемы объективности, метода, истины, обесценивает научное знание. Но это происходит еще и потому, что науке предопределено насилие, она связана с признанием порядка, который определяется властными отношениями (М.Серр). Постструктуралисты пытаются обнаружить за всеми культурными феноменами дискурс власти, всепроникающая способность которой позволяет ей пересекать, координировать, прерывать любые социальные структуры и установления, что дает возможность Делезу говорить о древоподобности власти. Язык, символизирующий собой любые формы принудительной вла- сти, функционирует как такого рода древоподобная структура. Как можно разрушить эту властную машину языка и противостоять принудительной силе тотальной бинаризации всей культуры? Такую вожделенную зону свободы, где законы силы, господства и подчинения не действуют, представляет собой, согласно П., Текст - авансцена борьбы множества сил, равноправных дискурсов, являющихся одновременно объектами борьбы за власть, но также и сильными властными позициями. По существу, это интертекст, предполагающий соответствующую революционную процедуру чтения (Ф.Соллерс) и элиминирующий традиционную фигуру Автора (Р.Барт, Фуко). Главное предназначение текста - увернуться от власти. Поиск глубинного, подрывного значения, истинного уровня языка (Деррида), не подвластных общепринятым кодам и структурам, обнаруживает значимость элементов внесистемных, маргинальных, асоциальных. Возможно, именно они являются онтологической основой предельной, нередуцированной реальности (уровень бытия желания). Прорисовывается изнанка структуры, размываются границы внутреннего и внешнего в искривленном пространстве современной культуры. Своеобразие П. состоит в том, что он легитимировал пересмотр многих классических философских понятий, обозначил новую картографию культурного пространства. В отношении постмодернизма П. может быть рассмотрен как наиболее фундаментальная его теоретическая предпосылка (см. Постмодернизм, Постмодернистская чувствительность) - в сугубо концептуальном отношении, ибо в отношении персональном невозможность исчерпывающе четкого дистанцирования постструктуралистского и постмодернистского этапов развития творчества того или иного автора является скорее правилом, нежели исключением. (См. также Автор, Ацентризм, Власть, Генотекст, Фенотекст, Differance, Лого-центризм, Метафизика, Метафизика отсутствия, Означаемое, Означающее, Пустой знак, Рассеивание, Симулякр, Смерть Автора, Трансцендентальное означаемое, Чтение.) А. Р. Усманова<br><br><br>... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

- - совокупное обозначение ряда подходов в социогуманитарном познании 1970-1980-х, ориентированных на семиотическое истолкование реальности ("текстуализованный мир" П.), опирающихся, подобно структурализму , на концепцию знака как единства означающего и означаемого, но осуществляющих пересмотр структуралистской парадигмы в плане центрации внимания на "внеструктурных" параметрах ("изнанке") структуры и связанных с их постижением когнитивных процессах. Получил развитие сначала во Франции, а затем в США. П. обычно связывают с именами Деррида , Делёза , Гваттари , Бодрийара , Ю. Кристевой, Лиотара , К. Касториадиса, "позднего" Р. Барта , Фуко , а также ряда других исследователей. П. унаследовал от структурализма определенную общность проблемного поля и отсутствие собственной цельной программы. Иногда П. характеризуют как попытку осуществить то, что не удалось сделать на первом этапе, и, следовательно, как закономерное развитие структурализма, выявление его апорий и парадоксов. Обнаруживается взаимная дополняемость структурализма и П., так или иначе опирающихся на концепцию знака как единства означающего и означаемого и особый интерес к проблемам языка. Налицо двойная проблематичность П.: 1) эпистемологическая проблема: является П. простой трансформацией ("траекторией перемещения, а не отказа", согласно Р. Барту), мутацией или радикальным переворотом? 2) "географическая" проблема определения границ: если хронологический рубеж датируется 1968, то теоретически П. пересекается с семиотической теорией, постмодернизмом, леворадикальными течениями, различными литературными практиками (например, с американским деконструктивизмом, для которого деконструкция не более чем методика анализа текстов). Впрочем, постструктуралисты сами настаивают на относительности всяких границ (между означаемым и означающим, философией и литературой, литературой и критикой), что, в частности, характеризует их аксиологические ориентации. Учитывая все разнообразие постструктуралистских практик и их терминологическую необычность, затрудняющие интерпретацию (в общепринятом понимании этого слова), тем не менее можно эксплицировать ряд основных задач, выдвигаемых П.: 1) критика западноевропейской метафизики с ее логоцентризмом, проблема кризиса репрезентации; 2) демистификация, изобличение, фиксация возникающих на всех уровнях очагов власти стратегий принуждения, сокрытых под оболочкой бессознательного; 3) поиск зон свободы - маргинальных, находящихся за пределами структуры, но оказывающихся в результате в качестве предельной, далее нерасчленяемой реальности, не контролируемой силами власти (желание, история , "хаосмос", аффекты, тело , жест и т.д.). Нужно иметь в виду, что "вне текста " для П. нет ничего, реальность для него - это по преимуществу языковая реальность (текстуализованный мир). Постструктуралисты, анализируя европейскую метафизическую традицию, усматривают главную ее особенность в логоцентризме (Деррида). Понятие Истины (в П. - "Трансцендентальное Означаемое") - это порождение логоцентрического сознания, стремящегося во всем найти порядок и смысл, отыскать первопричину, а точнее - навязать их всему, на что направлена мысль человека , но при этом не способного постичь и выразить алогичную сущность мира, налагающего в силу своей косности запрет на любые свободные интерпретации. Порочная практика , по оценке П., насильственного овладения текстом (направленная на поиск Истины) восходит к гуманистам, для которых понять текст значило "присвоить" его себе, подчинив смысловым стереотипам, господствовавшим в их сознании. Навязывание тексту его формы осуществляется "говорящим Субъектом", картезианским "cogito", предающимся иллюзии о независимости, автономности своего сознания. Это и есть тот "классический центр", который, пользуясь привилегией управления, структурирования, сам в то же время остается вне структурного поля. Согласно П., текст всегда задается собственным комментарием: интерпретация литературного текста, наравне с его "объектом" и "предметом" относятся к одному проблемному полю. Интерпретация выступает таким образом атрибутом литературного корпуса: каждый литературный объект определенным образом дистанцирован относительно своего "имманентного" значения, а следовательно, необходимо содержит интерпретационную составляющую. Оппозиция между текстом как объектом и внешними ему интерпретациями (классическая парадигма ) замещается в П. представлением о континууме бесконечного литературного текста, который всегда выступает своей собственной интерпретацией и тем самым дистанцирован сам от себя. В итоге для П. в высшей степени характерно истолкование любого теоретического текста как литературного. А следовательно П. выносит за скобки претензии всякого текста на истинность , реконструируя текстуальные механизмы, продуцирующих " эффект истинности". (По мысли Ю. Хабермаса - , П. присуща своеобычная универсальная эстетизация, посредством которой " истина " в своем пределе редуцируется к одному из стилевых эффектов дискурсивного выражения.) Согласно П., классицистское сведение риторических приемов к внешним средствам выражения, не связанным каким бы то ни было образом с планом содержания, иллюзорно. Стилистические приемы построения текста необходимо задают его внутреннее понятийное содержание. При этом, согласно постструктуралистским моделям, нулевая степень любого метаязыка - естественный, обычный язык - содержит в себе все мыслимые интерпретации всех метаязыков: обычный язык, таким образом, выступает фундаментальным метаязыком. Естественный язык являет собой собственный метаязык, он самореференциален, конституируясь в пространство бесконечного саморефлексивного движения. Предполагается, что объективный мир всегда оказывается структурирован при помощи тех или иных языковых средств. Согласно П., не может существовать чистого языка-объекта, который был бы способен функционировать как абсолютно прозрачное средство означивания предзаданной ему действительности. Всевозможные "объективные заключения" о природе вещей всегда неизбежно самодистанцированы, имманентно включая в себя отклонение означающего от собственного "буквального смысла". Постструктуралисты подрывают представление о референции, о бытии как присутствии. Претензии на репрезентацию, на соотнесение текстов культуры с реальностью несостоятельны, означаемое не существует, оно - всего лишь иллюзия. По Бодрийару, современность характеризуется скрадыванием различия между реальностью и ее представлением, остаются одни лишь "симулякры", не обладающие никакими референтами, имеющие отношение только к собственной воображаемой реальности. Означающее теряет свою непосредственную связь с означаемым вследствие "отсрочки", откладывания в будущее представления об означаемом явлении. Знак обозначает скорее "отсутствие" предмета, а, в конечном счете, и принципиальное отличие от самого себя. П. утверждает необходимость игрового отношения к смыслу вообще, выдвигает принцип "диссеминации" (Деррида), т.е. рассеивания, дисперсии любого смысла среди множества дифференцированных его оттенков, идея "различия" должна уступить место идее "различения", что означает конец власти одних смыслов над другими. Отсутствие предельного значения открывает неограниченное пространство для движения означающих, что фиксируется в понятии "гено-текст" Ю. Кристевой. Взгляд на мир только через призму означающих снимает проблемы объективности, метода , истины, обесценивает научное знание . Но это происходит еще и потому, что "науке предопределено насилие " , она связана с признанием порядка, который определяется властными отношениями (М. Серр). Постструктуралисты пытаются обнаружить за всеми культурными феноменами дискурс власти, всепроникающая способность которой позволяет ей "пересекать", "координировать", "прерывать" любые социальные структуры и установления, что дает возможность Делезу говорить о "древоподобности" власти. Язык, символизирующий собой любые формы принудительной власти, функционирует как такого рода древоподобная структура . Как можно разрушить эту властную машину языка и противостоять принудительной силе тотальной бинаризации всей культуры? Такую вожделенную зону свободы, где законы силы, господства и подчинения не действуют, представляет собой, согласно П., текст - авансцена борьбы множества сил, равноправных дискурсов, являющихся одновременно объектами борьбы за власть , но также и сильными властными позициями. По существу, это "интертекст", предполагающий соответствующую "революционную" процедуру чтения (Ф. Соллерс) и элиминирующий традиционную фигуру Автора (Р. Барт, Фуко). Главное предназначение текста - увернуться от власти. Поиск "глубинного, подрывного значения", "истинного уровня языка" (Деррида), не подвластных общепринятым кодам и структурам, обнаруживает значимость элементов внесистемных, маргинальных, асоциальных. Возможно, именно они являются онтологической основой предельной, нередуцированной реальности ("уровень бытия желания"). Прорисовывается "изнанка" структуры, размываются границы внутреннего и внешнего в искривленном пространстве современной культуры. Своеобразие П. состоит в том, что он легитимировал пересмотр многих классических философских понятий, обозначил новую картографию культурного пространства. В отношении постмодернизма П. может быть рассмотрен как наиболее фундаментальная его теоретическая предпосылка в сугубо концептуальном отношении, ибо в отношении персональном невозможность исчерпывающе четкого дистанцирования "постструктуралистского" и "постмодернистского" этапов развития творчества того или иного автора является скорее правилом , нежели исключением. также: Власть, Чтение . А.Р. Усманова... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

совокупное обозначение ряда подходов в социогуманитарном познании 1970-1980-х, ориентированных на семиотическое истолкование реальности (*текстуализованный мир* П.), опирающихся, подобно структурализму, на концепцию знака как единства означающего и означаемого, но осуществляющих пересмотр структуралистской парадигмы в плане центрации внимания на *внеструктурных* параметрах (*изнанке*) структуры и связанных с их постижением когнитивных процессах. Получил развитие сначала во Франции, а затем в США. П. обычно связывают с именами Деррида , Делёза , Гваттари , Бодрийара , Ю. Кристевой, Лиотара , К. Касториадиса, *позднего* Р. Барта , Фуко , а также ряда других исследователей. П. унаследовал от структурализма определенную общность проблемного поля и отсутствие собственной цельной программы. Иногда П. характеризуют как попытку осуществить то, что не удалось сделать на первом этапе, и, следовательно, как закономерное развитие структурализма, выявление его апорий и парадоксов. Обнаруживается взаимная дополняемость структурализма и П., так или иначе опирающихся на концепцию знака как единства означающего и означаемого и особый интерес к проблемам языка. Налицо двойная проблематичность П.: 1) эпистемологическая проблема: является П. простой трансформацией (*траекторией перемещения, а не отказа*, согласно Р. Барту), мутацией или радикальным переворотом? 2) *географическая* проблема определения границ: если хронологический рубеж датируется 1968, то теоретически П. пересекается с семиотической теорией, постмодернизмом, леворадикальными течениями, различными литературными практиками (например, с американским деконструктивизмом, для которого деконструкция не более чем методика анализа текстов). Впрочем, постструктуралисты сами настаивают на относительности всяких границ (между означаемым и означающим, философией и литературой, литературой и критикой), что, в частности, характеризует их аксиологические ориентации. Учитывая все разнообразие постструктуралистских практик и их терминологическую необычность, затрудняющие интерпретацию (в общепринятом понимании этого слова), тем не менее можно эксплицировать ряд основных задач, выдвигаемых П.: 1) критика западноевропейской метафизики с ее логоцентризмом, проблема кризиса репрезентации; 2) демистификация, изобличение, фиксация возникающих на всех уровнях очагов власти стратегий принуждения, сокрытых под оболочкой бессознательного; 3) поиск зон свободы маргинальных, находящихся за пределами структуры, но оказывающихся в результате в качестве предельной, далее нерасчленяемой реальности, не контролируемой силами власти (желание, история, *хаосмос*, аффекты, тело, жест и т.д.). Нужно иметь в виду, что *вне текста* для П. нет ничего, реальность для него это по преимуществу языковая реальность (текстуализованный мир). Постструктуралисты, анализируя европейскую метафизическую традицию, усматривают главную ее особенность в логоцентризме (Деррида). Понятие Истины (в П. *Трансцендентальное Означаемое*) это порождение логоцентрического сознания, стремящегося во всем найти порядок и смысл, отыскать первопричину, а точнее навязать их всему, на что направлена мысль человека, но при этом не способного постичь и выразить алогичную сущность мира, налагающего в силу своей косности запрет на любые свободные интерпретации. Порочная практика, по оценке П., насильственного овладения текстом (направленная на поиск Истины) восходит к гуманистам, для которых понять текст значило *присвоить* его себе, подчинив смысловым стереотипам, господствовавшим в их сознании. Навязывание тексту его формы осуществляется *говорящим Субъектом*, картезианским *cogito*, предающимся иллюзии о независимости, автономности своего сознания. Это и есть тот *классический центр*, который, пользуясь привилегией управления, структурирования, сам в то же время остается вне структурного поля. Согласно П., текст всегда задается собственным комментарием: интерпретация литературного текста, наравне с его *объектом* и *предметом* относятся к одному проблемному полю. Интерпретация выступает таким образом атрибутом литературного корпуса: каждый литературный объект определенным образом дистанцирован относительно своего *имманентного* значения, а следовательно, необходимо содержит интерпретационную составляющую. Оппозиция между текстом как объектом и внешними ему интерпретациями (классическая парадигма) замещается в П. представлением о континууме бесконечного литературного текста, который всегда выступает своей собственной интерпретацией и тем самым дистанцирован сам от себя. В итоге для П. в высшей степени характерно истолкование любого теоретического текста как литературного. А следовательно П. выносит за скобки претензии всякого текста на истинность, реконструируя текстуальные механизмы, продуцирующих *эффект истинности*. (По мысли Ю. Хабермаса , П. присуща своеобычная универсальная эстетизация, посредством которой *истина* в своем пределе редуцируется к одному из стилевых эффектов дискурсивного выражения.) Согласно П., классицистское сведение риторических приемов к внешним средствам выражения, не связанным каким бы то ни было образом с планом содержания, иллюзорно. Стилистические приемы построения текста необходимо задают его внутреннее понятийное содержание. При этом, согласно постструктуралистским моделям, нулевая степень любого метаязыка естественный, обычный язык содержит в себе все мыслимые интерпретации всех метаязыков: обычный язык, таким образом, выступает фундаментальным метаязыком. Естественный язык являет собой собственный метаязык, он самореференциален, конституируясь в пространство бесконечного саморефлексивного движения. Предполагается, что объективный мир всегда оказывается структурирован при помощи тех или иных языковых средств. Согласно П., не может существовать чистого языка-объекта, который был бы способен функционировать как абсолютно прозрачное средство означивания предзаданной ему действительности. Всевозможные *объективные заключения* о природе вещей всегда неизбежно самодистанцированы, имманентно включая в себя отклонение означающего от собственного *буквального смысла*. Постструктуралисты подрывают представление о референции, о бытии как присутствии. Претензии на репрезентацию, на соотнесение текстов культуры с реальностью несостоятельны, означаемое не существует, оно всего лишь иллюзия. По Бодрийару, современность характеризуется скрадыванием различия между реальностью и ее представлением, остаются одни лишь *симулякры*, не обладающие никакими референтами, имеющие отношение только к собственной воображаемой реальности. Означающее теряет свою непосредственную связь с означаемым вследствие *отсрочки*, откладывания в будущее представления об означаемом явлении. Знак обозначает скорее *отсутствие* предмета, а, в конечном счете, и принципиальное отличие от самого себя. П. утверждает необходимость игрового отношения к смыслу вообще, выдвигает принцип *диссеминации* (Деррида), т.е. рассеивания, дисперсии любого смысла среди множества дифференцированных его оттенков, идея *различия* должна уступить место идее *различения*, что означает конец власти одних смыслов над другими. Отсутствие предельного значения открывает неограниченное пространство для движения означающих, что фиксируется в понятии *гено-текст* Ю. Кристевой. Взгляд на мир только через призму означающих снимает проблемы объективности, метода, истины, обесценивает научное знание. Но это происходит еще и потому, что *науке предопределено насилие*, она связана с признанием порядка, который определяется властными отношениями (М. Серр). Постструктуралисты пытаются обнаружить за всеми культурными феноменами дискурс власти, всепроникающая способность которой позволяет ей *пересекать*, *координировать*, *прерывать* любые социальные структуры и установления, что дает возможность Делезу говорить о *древоподобности* власти. Язык, символизирующий собой любые формы принудительной власти, функционирует как такого рода древоподобная структура. Как можно разрушить эту властную машину языка и противостоять принудительной силе тотальной бинаризации всей культуры? Такую вожделенную зону свободы, где законы силы, господства и подчинения не действуют, представляет собой, согласно П., текст авансцена борьбы множества сил, равноправных дискурсов, являющихся одновременно объектами борьбы за власть, но также и сильными властными позициями. По существу, это *интертекст*, предполагающий соответствующую *революционную* процедуру чтения (Ф. Соллерс) и элиминирующий традиционную фигуру Автора (Р. Барт, Фуко). Главное предназначение текста увернуться от власти. Поиск *глубинного, подрывного значения*, *истинного уровня языка* (Деррида), не подвластных общепринятым кодам и структурам, обнаруживает значимость элементов внесистемных, маргинальных, асоциальных. Возможно, именно они являются онтологической основой предельной, нередуцированной реальности (*уровень бытия желания*). Прорисовывается *изнанка* структуры, размываются границы внутреннего и внешнего в искривленном пространстве современной культуры. Своеобразие П. состоит в том, что он легитимировал пересмотр многих классических философских понятий, обозначил новую картографию культурного пространства. В отношении постмодернизма П. может быть рассмотрен как наиболее фундаментальная его теоретическая предпосылка в сугубо концептуальном отношении, ибо в отношении персональном невозможность исчерпывающе четкого дистанцирования *постструктуралистского* и *постмодернистского* этапов развития творчества того или иного автора является скорее правилом, нежели исключением. также: Власть, Чтение. А.Р. Усманова... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

        ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ — общее название для ряда подходов в социально-гуманитарном и философском познании последней трети 20 в. Само слово «П.» — ск... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

(неоструктурализм) Направление в эстетике, в которое в 70-е годы трансформировался структурализм, из главных фигур которого настоящую верность ему сохранил только К. Леви-Строс. В 80-е годы П. сомкнулся с постмодернизмом, что существенно усложнило его идентификацию. В Германии больше известен как неоструктурализм. Вариантом П. является деконструктивизм, возникший из работ Ж.Дерриды и получивший широкое распространение в США (П.де Ман, Х.Блум, Х.Миллер). П. можно считать течением постмодернизма, которое Ж.-Ф. Лиотар именует «постмодерном, достойным уважения» — в отличие от другого течения, находящегося в русле китча и массовой культуры. Главными представителями П. в эстетике являются Р. Барт, У. Эко, Ж. Деррида, Ю. Кристева, Ж. Женетт, Ж. Рикарду, Ц. Тодоров, М. Фуко, Ж.-Ф.Лиотар и др. В отличие от структурализма П. выражает разочарование в классическом западном рационализме, отвергает прежнюю веру в разум, науку и прогресс, проявляет глубокое сомнение в возможностях осуществления великих идеалов гуманизма. Главное отличие П. от структурализма связано с его отказом от понятий структуры и системы, от структуралистского универсализма, теорицизма и сциентизма. Он также ослабляет антисубьектную направленность структурализма, несколько реабилитирует историю и человека — если не как субъекта, то как индивида, во многом выступая как философия индивидуализма. Глубокая связь между П. и структурализмом состоит в том, что первый сохранил языково-знаковый взгляд на мир, а также практически осуществил намерение второго объединить научно-философский подход с искусством, рациональное с чувственным и иррациональным, ученого с художником. В методологическом плане П. в большей мере, чем структурализм, опирается не только на лингвистику, но и на семиотику. Сложные отношения постструктурализма с постмодернизмом во многом объясняют тот факт, что не все из вышеназванных и других представителей в полной мере относят себя к рассматриваемому направлению. Такого мнения, в частности, придерживается Женетт. Он определяет структурализм как «новейший и самый эффективный подход «современной рациональности», самый значительный вклад нашей эпохи... в постоянное стремление человеческого духа к большей разумности». Женетт полагает, что структурализм продолжает оставаться таковым. Вместе с тем он указывает и на уязвимые места структурализма. Он также признает, что его взгляды уже не укладываются в рамки структурализма. Тем не менее свою концепцию, которая на деле является постструктуралистской, он предпочитает определять как «открытый структурализм». Такую позицию Женетт объясняет тем, что вместе с П. пришла «черная волна нигилизма», хотя последнюю следовало бы отнести на счет постмодернизма. Наиболее существенное в П. развертывается вокруг понятий «письмо» и «текст», которые тесно связаны между собой и через которые рассматриваются генезис и процесс создания произведения, роль в этом процессе автора-творца, статус и характерные черты произведения и текста, а также другие проблемы искусства, эстетики и культуры. Результатом письма является текст, значение которого в П. возрастает. Включение этого понятия в научный оборот в начале 70-х гг. было названо «текстуальной революцией». Письмо и текст дополняют и переходят друг в друга. Ю.Кристева, опираясь на диалогизм М.Бахтина, выдвигает принцип интертекстуальности, согласно которому «всякий текст строится как мозаика цитат, всякий текст есть поглощение и трансформация другого текста». У. Эко формулирует сходный семиотический принцип, в соответствии с которым «всякий текст написан на тексте». Женетт для тех же целей использует термины «палимпсест», «архитекстуальность» и «транстекстуальность». Такой подход радикально меняет традиционное понимание текста, который обычно рассматривался как некий организм или закрытая система. Теперь он не является строго выделенным и законченным целым, у него нет своей внутренней структуры и организации, нет начала, центра и конца. Все тексты тесно связаны между собой, они переплетаются и перекрещиваются друг с другом, образуя запутанный лабиринт, для выхода из которого нет никакой Ариадниной нити. «Каждый текст, — полагает Деррида, — есть машина с несколькими головами, читающими другие тексты». Интертекстуальность исключает возможность выделения первичного или оригинального текста, ибо, как отмечает Деррида, «нет больше такой вещи, как оригинальный текст». В равной мере она не позволяет ставить вопрос об авторе и творце текста. По этому поводу Деррида, рассматривая творчество Ж.-Ж.Руссо, делает вывод: «Нет текста, автором и субъектом которого был бы Ж.-Ж.Руссо». Для прояснения отношений между традиционным пониманием текста и новым Кристева вводит понятия «гено-текст» и «фено-текст», первое из которых обозначает глубинный уровень, на котором происходит порождение и сверхдетерминация фено-текстов, которые являются конкретными дискурсами и которые отдаленно напоминают традиционные тексты. Барт предпочитает оперировать понятиями «произведение» и «текст», называя первое устаревшим, ньютоновским понятием, а второе — современным, эйнштейновским. Для произведения характерна линейность и необратимость построения, хронологическая или иная последовательность развития. Текст не имеет начала и направленности, он предстает как «стереофоническая и стереографическая множественность означающих». Если метафорой произведения является живой организм, то метафорой текста — сетка, ткань, паутина, он не растет и не развивается, а простирается. Женетт исследует отношения между текстами и выделяет пять типов транстекстуальных отношений. Первый совпадает с интертекстуальностью Кристевой и опирается на цитирование, которое может приводить к разной степени сходства вплоть до плагиата. Второй представляет собой паратекст, выступающий в виде предисловия, послесловия, введения или комментария. Третий означает метатекстуальность, которую можно рассматривать как критический анализ или комментарий текста, который подразумевается, но открыто не называется. Четвертый выражает гипертекстуальность, существующую между двумя текстами, первый из которых (предшествующий) является гипотекстом, а второй (последующий) — гипертекстом. Пятый предстает как архитекстуальность и предполагает лишь отдаленную, жанровую общность: роман, рассказ, поэма и т.д. П. расширяет поле компетенции понятия текста, включая в него не только литературу, но и всю культуру в целом, которая превращается в глобальный интертекст. Лит.: Барт Р. Избранные работы. М., 1994; Деррида Ж. Письмо японскому другу // Вопросы философии, 1992, № 4; Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Косиков Г.К. От структурализма к постструктурализму. М., 1998; Kristeva J. Semeiotike. Recherches pour une semanalyse. P., 1969; Genette G. Palimsestes. La litterature au second degre. P., 1982; Idem. Introduction a l'architexte. P., 1979; Ricardou J. Nouveaux problemes du roman. P., 1978. Д. Силичев... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ - совокупное обозначение ряда подходов в социо-гуманитарном познании 70-80-х 20 в., связанных с пересмотром структуралистской парадиг... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

(лат. пост после структурализм) *обобщающее название ряда философско-методологических подходов, сложившееся в 70-х 90-х годах XX века на основе преодоления и отрицания структуралистского подхода.Хотя в постструктурализме и сохраняется отношение к культуре как к тексту и ориентация на анализ и интерпретацию текстуальных явлений культуры, но сам подход к тексту радикально меняется. Объектом рассмотрения и анализа становится всё, что осталось за пределами структурного осмысления. Это прежде всего контекст, влияние которого не рассматривалось структуралистами в поисках универсалии, та совокупность индивидуальных явлений и черт, которая стоит за текстом и определяет его. Это динамика, изменчивость, которая не схватывается при структурном анализе. Это те элементы текста, которые невозможно свести к сегментному дихотомическому делению [дихотомия последовательное деление целого на две части, и каждой части снова на две]; они предстают как несистемные, уникальные, нерасчленяемые. Это, наконец, то, что вообще выходит за рамки упорядоченности, предстаёт как случайное, воплощает свободу, волюнтаризм, иррациональность в человеческом действии*.75 В области отдельного человека постструктурализм, в отличие от структурализма, стал проявлять интерес *к аффектам, телу, власти и пр., воображаемое стало подчас теснить символическое, фантазмы подчинять себе язык*.76 В сфере культуры *структуралистская увлечённость логикой культуры в отрыве от её развтития уступила место постструктуралистскому интересу к культурной динамике*.77 По отношению к обществу постструктурализм это философия маргинальности, позиция нравственного протеста и неприятия окружающего мира. *Начиная с постструктурализма маргинальность превратилась в уже осознанную и теоретическую рефлексию.. Сознательная установка на периферийность по отношению к обществу в целом, в том числе и к его морали, всегда порождала пристальный интерес и к *пограничной нравственности*. Феномен де Сада [изучение человека методами экспериментальной физиологии] заново переосмысливается и предстаёт уже не только как аморальное явление, но и как *жажда эксперимента, искус любопытства и познания, часто любой ценой и в любой ранее считавшейся запретной, табуированной области*.78 Во внимании к ранее запретному, осознаваемому с известной степенью болезненности, как ни пародоксально, проявляется гуманизм постструктурализма: запретное в человеке, считающееся *неприличным* и *подрывным* (прежде всего сексуальность и агрессия), вытесняемое и подавляемое в отдельной личности во имя безопасного существования общества в целом, становится объектом внимания и изучения, так как мир и субъект объявляются равными по ценности: *И я урод, и счастье сотен тысяч / Не ближе мне пустого счастья ста?* ( Б. Пастернак). Такой подход основан не на *вознесении* отдельной личности, а на представлении о том, что общество состоит из отдельных личностей. Безликие *массы* и *толпы* обретают очертания отдельных человеческих лиц. Английский исследователь Р. Янг пишет: *Постструктурализм, следовательно, предполагает перенос акцента со смысла на игровое действие, или с обозначаемого на означающее. Он может рассматриваться с точки зрения того, как предпосылки постструктурализма отвергают любое однозначное или *истинное* его определение. В самом общем виде он предполагает критику метафизики (понятий причинности, личности, субъекта и истины), теории знака и признание психоаналитических модусов мышления. Короче, можно сказать, что постструктурализм расщепляет благостное единство стабильного знака и целостного субъекта. В этом отношении теоретическими источниками теоретических ссылок постструктурализма лучше всего могут быть работы Фуко, Лакана и Дерриды, которые разными путями довели структурализм до его пределов*.... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

течение совр. философии, сформировавшееся на рубеже 1960— 70-х гг. в процессе критики и самокритики структурализма. Не являясь чем-то однородным и организационно единым, П. может рассматриваться не как очередная филос. шк., а как целый спектр идейных и методол. подходов в философии и социально-гуманитарных науках — от социологии и лингвистики до психологии и педагогики. В развитии П. можно выделить три осн. фазы: 1) Ранний фр. П. 1960—70-х гг., выросший на волне критики структурализма как «изнутри» его собств. представителями (Барт, Лакан, Фуко), так и «извне» поколением «новых философов» (Бодрийяр, Деррида, Делез, Гваттари, Эко). Осн. критерием размежевания классич. структурализма и П. явл. проблема «структурности самой структуры», сформулированная в кн. Ж.Деррида «О грамматологии» (1967). 2) Рецепция идей и практик фр. П. за пределами Франции в 1970—0-х гг. (гл. образом в США и Великобритании). Для этой фазы характерно формирование специализированных шк., ориентированных на применение постструктуралистских стратегий как методов науч.-филос. критики элементов метафизики и «дискурса современности» в конкретных отраслях соц.-гуманит. наук (напр., П. де Ман и Йельская шк. в литературоведении, П.Бурдье в полит. социологии, Э.Гидденс в теор. социологии, Ю.Кристева в гендерной аналитике иск-ва и т.п.). 3) Укоренение постструктуралистских стратегий во всех сферах социокульт. деятельности, худ. и теор. рефлексии, превращение их в своего рода парадигму культ. самоидентичности постмодернизма. В конце XX — начале XXI вв. П. превращается в глобальное культ. явление, типичное в т.ч. и для постсов. культ. пространства. Уже с середины 1990-х гг. можно говорить о включенности в постструктуралистские практики существенных элементов самокритики. Лит.: Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996. Е.В.Гутов ... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

1) Орфографическая запись слова: постструктурализм2) Ударение в слове: постструктурал`изм3) Деление слова на слоги (перенос слова): постструктурализм4)... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

(poststructuralism) широко распространенное с 1960-х гг. интеллектуальное движение во Франции, происходящее от структурализма, но пересмотревшее его основные постулаты о языке и обществе как о знаковых системах. Постструктуралисты оспаривают позиции главных структуралистских теоретиков Соссюра и Леви-Стросса. В ходе коренного пересмотра традиционных способов философского и лингвистического теоретизирования они также подвергают сомнению другие крупные социальные теории, главным образом марксизм. Наиболее часто ассоциируются с постструктурализмом Деррида и Фуко (см. также Лакан). Основные направления *деконструкции* прежней лингвистической теории, особенно Дерридой, заключаются в: (а) исследовании значений лингвистических концепций различия, по определению Дерриды, соссюровских *метафизических* предположений о субъекте и языке, приоритете *речи* по отношению к *письму* (см. Деконструкция); (б) сомнительности письменного текста (см. Тексты) служить источником какого-либо *основания* для объективности или культуры. Ведь в дополнение к *произвольной* связи между Signifiers Signified (прил.) отношение между signifiers (через *различия*) одинаково неприемлемо, ибо они всегда *скользят под другими signifiers* без возможности окончательного определения.... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

POSTSTRUCTURALISM) Форма анализа, используемая в основном в рамках литературной критики и связываемая прежде всего с именем французского философа Жака Деррида. Постструктурализм часто противопоставляется структурализму, хотя Деррида полагает, что его работы следуют фундаментальным структуралистским принципам. Основная идея постструктурализма заключается в том, что реальность невозможно постичь без вмешательства языка, поэтому приоритет отдается исследованию языка или текстов. Тексты можно понять только в отношении к другим текстам, а не к внешней реальности, относительно которой они могли бы проверяться или измеряться. Согласно принципу интертекстуальности, смысл текста производится в соотнесении с другими текстами. Постструктурализм отличает антигуманистическая позиция, то есть критическое отношение к остаточному (residual) гуманизму социальной теории, ставящей речь выше письма. Согласно радикальным версиям постструктурализма, социология не может более существовать как дисциплина, поскольку основывается на устаревших представлениях о социальном. См. также: Постмодернизм; Релятивизм; Семиотика. ... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

Истора Истома Исток Истмат Иссоп Иссл Исса Исполу Ислам Искус Искра Искоса Ископ Иск Исак Иса Ирмос Ирма Ирка Ирак Ипс Ипат Иомут Иол Импост Импорт Импаз Илот Икт Иксор Икс Икра Икота Икос Икарус Икар Изот Изол Изоатм Измор Изм Излука Излом Зулуска Зулус Зулу Зримо Зрак Зот Зосим Золка Зола Зоил Зло Златоуст Злато Злак Зимка Зима Зилот Зил Заулок Затор Заток Заступ Застил Засос Засор Засол Засл Засим Зарук Зарок Запуск Запрос Запор Заплот Зао Замполит Замот Замор Зам Залпом Залп Залом Зало Зал Закут Закуп Закрут Закром Закос Закол Зак Заир Аутолиз Аутист Аутизм Аут Аурум Аул Аттрит Атто Аттил Аттик Атриум Атом Атм Асу Астро Астр Ассорти Ассиз Асс Асоуп Аск Артуро Артур Артроз Артрит Артполк Артос Артист Артикул Арт Арктур Аркоз Арк Апк Истра Исус Апис Итак Итл Итр Казуист Аортит Аорист Казус Каир Кал Кали Калипсо Аозт Амурск Амур Амт Ампир Амок Амитоз Амил Алу Алиссум Акт Калит Калот Акрил Акм Аист Аир Азур Азу Азот Азол Азимут Камус Азурит Аил Аки Аким Акр Кампус Аксис Кампос Камлот Камзол Акут Алик... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

Ударение в слове: постструктурал`измУдарение падает на букву: иБезударные гласные в слове: постструктурал`изм

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

подход в социально-гуманитарном и философском познании, рассматривающий тексты как модели реальности, а науку как «рассказ» о ней или форму деятельности, порождающей тексты. См. структурализм. ... смотреть

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

Начальная форма - Постструктурализм, винительный падеж, слово обычно не имеет множественного числа, единственное число, мужской род, неодушевленное

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

постструктурал'изм, -а

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

постструктурализм постструктурал`изм, -а

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

постструктурализм

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ (РЕЖЕ НЕОСТРУКТУРАЛИЗМ)

общее название ряда подходов в философии и социально-гуманитарном познании (главным образом во Франции и в США), связанных с критикой и преодолением структурализма, или, как иногда утверждается, с попыткой выполнения нерешенных задач структурализма (П. как *вторая волна* структурализма). П. нацелен на осмысление всего *неструктурного* в структуре, на выявление апорий и парадоксов, возникающих при попытке объективного познания человека и общества с помощью анализа языковых структур, на преодоление структуралистского а-историзма и лингвистического редукционизма, построение новых моделей смыслообразования, создание новой практики *открытого* чтения, преодолевающей герменевтические и аналитические модели истолкования. Главные представители П. Деррида, Делёз, Бодрийар, Лиотар, Корнелиус Касториадис, Кристева, а также такие испытавшие влияние Деррида амер. литературоведы как Миллер, Блум, П. де Ман. К П. иногда относят Р. Барта периода *политической семиологии* и Фуко периода *генеалогии власти*. Так же, как и структурализм, П. не образует организационного единства и не имеет общей программы, хотя определенная общность проблемного поля и подходов к проблемам между вышеназванными авторами, безусловно, существует. Многие из работ, которые можно считать программными для П., вышли в свет еще в 60-е годы (напр., *О грамматологии* Деррида). В 70-е годы П. сосуществовал как со структурализмом, так и с *новыми философами*, оказывая большое влияние на леворадикальную интеллигенцию, особенно на студенчество. Однако только в 80-е годы, уже после смерти ведущих представителей структурализма, П. приобретает полную концептуальную самостоятельность и некоторые независимые организационные формы (в 1983 при участии Деррида и Ж.-П. Фая в Париже был организован Международный философский коллеж). Рубеж, отделяющий структурализм от П. майско-июньские события 1968. Этот период характеризуется обострением чувствительности интеллектуала философа, ученого, художника к социальным противоречиям. Падает престиж науки, не сумевшей ни предсказать, ни объяснить социальные катаклизмы, изменяется место гуманитарной культуры в обществе (число людей с университетским дипломом растет, а их роль ослабевает). Индивидуальное Я потрясено столкновением с реальностью массового революционного действия и одновременно с вездесущностью анонимных механизмов власти и социального принуждения, дискредитирующих саму идею поиска объективности. На место экзистенциалистского индивидуального субъекта и структуралистского субъекта как точки пересечения речевых практик П. ставит коллективное Я (Мы), малую группу единомышленников. Она бессильна против *демонизма власти*, не способна и не пытается ее захватить, но ставит целью повсеместное изобличение и описание очагов власти, фиксацию ее стратегий. Такая позиция позволяет группе сохранить человеческое, жертвуя индивидуальным. П. возник первоначально из осмысления известной сентенции периода майских событий: *Структуры не выходят на улицы*. Коль скоро нечто важное, тем не менее, свершается (кто-то строит баррикады и оспаривает существующий порядок), значит, самое главное в структуре не структура, а то, что выводит за ее пределы. Способов показать *изнанку структуры* в П. множество. Так, за рамками структуры как статической упорядоченности находится история, динамика, за рамками структуры как взаимосоотнесенности *бинарных оппозиций* остаются тексты, преодолевающие дихотомический принцип, или же вовсе некая нерасчлененность, слитность (*магма* у Касториадиса), за рамки структуры как законосообразности выходят случай, шанс, событие, свобода; за рамки структуры как логического построения аффекты, тело, жест, за рамки структуры как нейтрального, объективного, познавательного власть, отношения господства и подчинения и т.д. Все эти грани и аспекты *изнанки структуры* нерядоположны и неравнозначны. Среди ориентаций внутри П. особенно важны две с акцентом на текстовую реальность и с акцентом на политическую реальность. Девиз одной *вне текста нет ничего* (вариант: *нет ничего, кроме текста* Деррида), другой *в конечном счете всё политика* (Делёз). Между этими утверждениями нет противостояния, но есть взаимосцепления. Более того, у этих подходов единая онтологическая (*неометафизическая*) основа желание как самая главная сила, от которой зависят все проявления индивидуальной и социальной жизни. Желание это непреложная, предельная, нередуцируемая реальность, именно она в конечном счете и определяет все неструктурное в структуре: *Изнанка структуры есть чистое бытие желания* (С. Леклер). Этот переход от программы структурализма к программе П. отчетливо прослеживается в смене доминант в концепции Фуко: от *археологии знания* 60-х годов к *генеалогии власти* 70-х и далее к анализу *человека вожделеющего* (*желающего*) в работах 80-х годов. Одной из главных задач П. становится критика западноевропейской метафизики с ее логоцентризмом, обнаружение за всеми культурными продуктами и мыслительными схемами языка власти и власти языка. Логоцентризму, основанному на идее бытия как присутствия, данности, смысла, единства, полноты и проч., в П. противопоставлены идеи различия и множественности. Наиболее последовательно и ярко эта разновидность П. представлена у Деррида. Его первая цель опровергнуть метафизику. Но сделать это не может лишь мысль, замкнутая на самое себя, сросшаяся со знанием, рациональностью, опирающаяся на науку и философию в их взаимном обосновании. Для того чтобы *перехитрить* метафизику, приходится нарушать междисциплинарные перегородки и политические запреты, выходя на уровень тела, действия, события, языка в его особом повороте, позволяющем увидеть за антитезой речи и письма (или иначе сущности и явления, света и тьмы, наличия и отсутствия и т.п.) то общее, что делает возможной саму антитетичность: в случае речи и письма это *археписьмо* как предусловие всякой речи и письма, всех вообще дискурсивных различений в культуре. Внутри поля возможностей, где нет четко очерченных дисциплин, где соседствуют фрагменты истории и моральной философии, эпистемологии и социологии, политики и художественной практики (в первую очередь современной литературы), означивание становится неожиданностью, событием, а не предсказуемым результатом внутрисистемных взаимодействий. Операции *разборки* и *сборки*, или иначе деконструкции, в работах Деррида придают П. *методологическую* определенность (самого слова *метод* представители П. избегают). Главная задача деконструкции *раздразнить и выманить наружу конфликтующие силы означения* (Б. Джонсон), показать в любого рода текстах значимость элементов внесистемных, маргинальных, т.е. деталей, не замеченных или же осознанно замолчанных сначала автором текста, а потом читателями, которые оставили нам свидетельства своих прочтений в виде собственных текстов. Так, всякий текст живет среди откликов, *перекличек*, *прививок*, *следов* одного текста на другой. След важнее и первичнее любой системы: это отсрочка во времени и промежуток в пространстве; отсюда столь существенный для Деррида глагол *differer*, означающий одновременно *различать* и *отсрочивать* и соответствующий неографизм *differance* (*различание*). Все эти нарушения структурности и системности следы пространственных *кочевий* (*номадизм* Делёза/Гваттари) наводят на мысль, что структура либо не существует вовсе, либо она существует, но не действует, либо, наконец, действует, но в столь измененном виде, что именно *поломка*, а не *правильное* ее функционирование становится *нормой*. Система размыкается и *входит в контекст*, приобретая тем самым то *внешнее* измерение, которое в структурализме целиком устранялось в пользу внутренней грамматики взаимосвязанных элементов. Поскольку контекст может безгранично расширяться, постольку зависящее от контекста значение оказывается совершенно неопределенным. Под давлением контекста в тексте размываются границы *внешнего* и *внутреннего*: на их место у Деррида и Делёза приходят многообразные мыслительные эксперименты с пространством всевозможные *складки*, *выпуклости-вогнутости*, *вывернутые наизнанку полости* и проч. Происходят и другие деформации принципа структурности: напр., произвольность знака уничтожается парадоксальным утверждением *изначального мимесиса* (Деррида), динамикой взаимообмена *подобий* (Бодрийар), хотя *миметические* отношения устанавливаются не между *текстом* и *жизнью*, а между различными текстами и составляющими их элементами. В противовес исключению субъекта в структурализме П. выдвигает тезис о *включенности* (*загрузке* или *инвестировании*, подобно вложению капиталов) желаний субъекта в процесс означения, на первый план иногда выходит даже внесистемная логика *воображения* (Касториадис). П. в сравнении со структурализмом полностью меняет ось опорных усилий в процессе чтения. Для П. объективность, метод, научность не имеют значения и не выступают как искомые цели. В силе остается характерный и для структурализма *смертный приговор* референции (Бодрийар) и самый решительный протест против репрезентации, представления как основы всего западного мышления. Но к этим двум отрицаниям добавляется новое. Это отрицание понятия, концептуальности: понятие отныне уже не может претендовать на схватывание объекта, осмысление реальности; нет и не может быть такого *метауровневого* повествования (*нарратива*), которое было бы способно охватить общественное состояние и тем более его динамику (Лиотар). Сообразно такому а-концептуализму меняется и характеристика человека. Если структуралистский субъект был прежде всего *функционером символического порядка*, носителем и защитником знания, то субъект в П. *безумец, колдун, дьявол, ребенок, художник, революционер, шизофреник*, он *слуга беспорядка*, рупор стихий, превосходящих систему, его цель *свести с ума структурализм, культуру, общество, религию, психоанализ* (Делёз/Гваттари, Ф. Берсю). П., однако, не ограничивается чистым отрицанием структурализма. П. дает доступ к уровням, полностью исключавшимся из рассмотрения в структурализме. Если в триаде Лакана *реальное воображаемое символическое* реальное вовсе *исключено из игры*, воображаемое трактуется как сфера субъективных иллюзий, а символическое (бессознательный мир означающих) господствует над всем остальным (именно оно, по Лакану, дает доступ к подлинной объективности того или иного социокультурного предмета), то в П. все обстоит иначе: всеми мыслимыми и немыслимыми средствами субъект прорывается к реальности, к уровню *бытия желаний*. Символическое, означающее отрицаются они агрессивны и навязывают человеческим желаниям чуждые им расщепления, сковывают их *ошейником*. *Невозможное реальное* Лакана становится у Делёза и Гваттари машиной, производящей желания, а символическое извращенным, ложно театрализованным (мифы, трагедии, Эдип в рамках семейной *сцены*) изображением бессознательного. Для Г. Лардро и К. Жамбе лакановское символическое это *речь мэтра*, *дискурс власти*. Подлинно бессознательное, согласно П., чистая абстракция оно нефигуративно и несимволично. Несмотря на явный противонаучный пафос и введение своеобразной неовиталистской схематики (напоминающей о Ницше, Бергсоне, Хайдеггере), противопоставляемой знанию, проблематизация системы в рамках П. все же не лишена системности и может функционировать как знание, а также истолковываться в эпистемологическом ключе, сколь бы против этого ни возражали сами постструктуралисты. Если занять по отношению к П. внешнюю позицию и поставить под сомнения некоторые его проблематизации, то окажется, что проекты структурализма и П. связаны гораздо теснее, чем это поначалу заметно. В самом деле, ведь и в горизонте структуралистской грамматики могут проявиться отклонения, исключения, маргиналии (будь то *безумие*, *тюрьма* или *табу*), а в горизонте П. регулярности, хотя обнаруживаются они не на уровне отдельных текстов или действий, а на уровне более широких междутекстовых пространств. Таким образом, П. выглядит как попытка отказа от структурализма при невозможности его действительного преодоления. В самом деле, фундаментальная критика структурализма предполагает выяснение пределов применимости понятия структуры, однако в П. этого нет. Н. С. Автономова Делез Ж., Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип. М., 1990; Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; J. Baudrillard. Oublier Fourcault. P., 1977; M. Frank. Was ist Neostrukturalismus? Fr./M., 1984; P. Dews. Logic of Disintegration. Post-structuralist Thought and the Claims of Critical Theory. L., N.Y., 1987; R. Harland. Superstructuralism. The Philosophy of Structuralism and Poststructuralism. L., N.Y., 1987; H. Dreyfus, P. Rabinow. Michel Foucault: Beyond Structuralism and Hermeneutic. Chicago, 1982.... смотреть

T: 305